Я представила Нимотси - маленького, жалкого, зажатого жерновами двух каких-то очень серьезных сообществ: можно было прожить десяток жизней, а таких, как мою, - и сотню - и никогда с этим не столкнуться...
Но он все-таки добрался до Москвы и сразу же отправился ко мне. Он никуда больше не заезжал - и даже удивительно, что грязного и явно обколотого человека не остановил ни один из нарядов милиции, постоянно околачивающихся возле метро. Он никому не звонил, да и звонить особенно было некому.
Стоп. Стоп-стоп.
Если ты думаешь, что им не было смысла вести его все это время - а это похоже на правду, значит, они как-то пронюхали, что он всплыл в Москве... Его засветили. А может, он засветился сам?
От напряжения я сжала виски. Утром я проснулась позже его, а потом вообще ушла на два часа. Значит, что-то произошло за эти два часа. Или раньше?
Я снова открыла блокнот Нимотси - в самом конце его была телефонная книжка с номерами, почти пустая. А почти все имена, которые там были, ничего не говорили мне - очень мало московских, в основном алма-атинские и семипалатинские; несколько душанбинских (Нимотси был из Душанбе). Было еще пару записей чужим почерком, из которых я поняла только "Греция" и "Афины", видимо, спасший его сентиментальный грек все-таки существовал. Еще несколько интернациональных адресов - румынских, польских и югославских; все имена девичьи. Я улыбнулась - решил-таки приударить на старости лет...
И увидела мой собственный новый телефон и новый адрес, записанный наспех видимо, вчера, у профессорской вдовы. Он был написан огрызком карандаша, тем самым, с которым вчера вечером носился Нимотси.
Я перевернула еще несколько страниц и вдруг наткнулась на еще один бледный след карандаша. Только две записи в книжке были сделаны карандашом - мой телефон и эта: "кинотеатр "Форум", 5 часов, красный "Форд". Это было написано на телефоне Володьки Туманова. Но и без этого я знала, что Володька живет где-то на Колхозной.
Запись сделана вчера или сегодня, никаких сомнений. Значит, он назначил встречу, вот только состоялась она или только должна была состояться? Вряд ли, приехав в Москву, он объявился бы у Туманова - они никогда не были друзьями, а если еще и вспомнить, что он вчера говорил о Володьке... Теперь-то мне стали ясны невнятные угрозы Нимотси "этой шестерке, этому гаду" - сотрясая воздух в комнате, он обещал достать Туманова и потребовать отступных. Обычная словесная пурга, которой я не придала значения. Значит, он действительно решил мелко шантажировать добродушного Володьку, значит, он не надеялся на меня, мой бедный запуганный друг...
На секунду мне стало обидно - эх ты, дурашка, неужели ты мог подумать, что я оставлю тебя?..
А я оставила.
Слезы снова полились у меня из глаз, но теперь к ним добавилось еще и чувство злости - совершенно необязательно было говорить Володьке, что остановился у меня...
"Сам виноват!" - громко сказала я.
И тут же устыдилась нелепости своего предложения. Если убийства как-то связаны с этим звонком Туманову... Нет, это полная ерунда, ты совсем зарапортовалась - желеобразный Володька был редким кретином, полным раздолбаем, но уж никак не крестным отцом. В конце концов, смерть Нимотси и телефонный звонок Туманову могут быть вообще не связаны, и скорее всего не связаны - эта запись вообще могла не относиться к Володьке, страница была выбрана наугад. И с другой стороны, если за всем этим стоял он, то почему было не пристрелить Нимотси в красном "Форде" (прелестная, должно быть, вещь!), а посылать людей на окраину, в Бибирево? Но Нимотси был мертв, и мне не у кого было спросить, к чему действительно относится эта запись.
Ясным было только одно - его убили как свидетеля. И Веньку - как свидетеля свидетеля. Вот только - просто так или вместо меня?
Я подумала об этом вскользь, а потом задержалась на этой мысли и похолодела.
Пока Нимотси не приехал в Москву, я была невостребованным персонажем, я была неопасна. Но он приехал, и вполне логично было предположить, что обо всем рассказал мне или показал (я вспомнила о кассете, которая лежала у меня в рюкзаке). В конце концов, именно я написала несколько сценариев...
Ну и что? Написала и написала. Но в этой ситуации убрать тебя вполне могли не только как случайную свидетельницу, но и как сообщницу Нимотси. Возможно, в этой кассете есть что-то такое, чего они боятся. А возможно - и нет. Возможно, они даже не подозревают о существовании кассеты. А если подозревают?
У меня жутко болела голова - эти игры были не по мне, ясно. Быть сообщницей Нимотси меня совсем не грело, я предпочла бы умереть случайной свидетельницей, с которой все взятки гладки. Но ты-то уже умерла, и странно, что тебя не пристрелили, а выбросили в окно...
Действительно, странно. Что-то мучило меня, и теперь наконец я поняла что. В Нимотси разрядили, должно быть, целую обойму, хотя одного выстрела профессионала было бы достаточно. А то, что работали профессионалы, я не сомневалась - уж слишком подготовленными они были, уж слишком бесшумно выходили через крышу, и даже всегда задраенный чердачный люк оказался открытым, и лифт перестал ходить именно во время убийства, хотя до этого целый месяц работал исправно. Они убили его выстрелами из пистолета, наплевав на контрольный выстрел в голову, а Веньку выбросили из окна, хотя с тем же успехом могли убить тоже; во всяком случае, шуму бы было гораздо меньше, а выталкивая тело, которое будет найдено тотчас же, они здорово рисковали.
Риск - благородное дело. И с пистолетом ничего, сукины вы дети... При чем здесь пистолет, откуда он всплыл? И откуда я знаю, что это именно пистолет? И почти тотчас же вспомнила - кто-то в толпе сказал:
"И пистолет рядом с ней".
Вот и все.
В задумчивости я нарисовала мужской профиль и присобачила к нему козырек, а к козырьку - тулью. А на тулью водрузила кокарду нашей доблестной милиции. Но полковник Зорин, он же дослужившийся до генерала Шарапов, получился у меня неважнец.
Я перевернулась на спину - ее покалывал жесткий ворс ковра - и закинула руки за голову. Ну, с товарищем Шараповым, он же полковник Зорин, проблем не будет вообще, для них картина предельно ясна: двое любовничков-маргиналов, а-ля Ромео и Джульетта, Лейла и Меджнун, Бонни и Клайд, страшно поцапались с утра пораньше - уж неизвестно по какой причине, - она его пристрелила, а потом сама выбросилась из окна... Очень правдоподобно, включая наркотики и филиал химической лаборатории, который Нимотси устроил на моей девственной кухне всего лишь за ночь. А если прибавить сюда полностью уничтоженную посуду...
Именно так подумали бы унылые типы из районного отделения милиции, у них и без дешевой бытовухи забот полно. А подумав, закрыли дело.
И никаких проблем. Так что со стороны районного отделения я в полной безопасности.
"Ни фига не в безопасности, - вылез вдруг Иван, - свеженькая, выбросившаяся с девятого этажа покойница встала, отряхнулась и отправилась в банк получать денежки. Сняла всю сумму и глазом не моргнула, хотя имела право только на половину".
"Не думаю, что какой-нибудь занюханный следователишка, обремененный тремя детьми и маленькой зарплатой, может даже представить себе, что у меня есть счет в банке", - огрызнулась я.
"Он-то нет, а вот журналист Фарик, с которым вы неоднократно катались в этот банк, - наверняка, - не унимался Иван. - Он сразу прощелкает, что мертвая ты - это вовсе не ты. А уж у твоей ненормальной подруги этот Фарик наверняка исследовал каждый сантиметр тела..."
"Давай-ка без пошлостей", - поморщилась я.
"Если без пошлостей - то как раз сейчас он наверняка не спит и голову ломает - зачем ты это сделала? Может, из-за двенадцати тысяч? Но в любом случае - тебе каюк".
"Точно-точно, это как два пальца об асфальт, - встрял Нимотси. - И получишь ты пулю в плоскую грудь от этого отморозка, как его-то бишь зовут... Марик, что ли?.. Сомнительное имя. А пуля - вещь неприятная, уж поверь моему жизненному опыту. И они тебя достанут, ангелы мщения легко это делают. Достанут из-под земли и порешат".
"Не хотелось бы тебя огорчать, но вполне может быть", - грустно сказала Венька.
"Но я же ни в чем не виновата", - попробовала оправдаться я.
"Что ж не осталась? Кто побежал - тот и виноват, - пожурил меня Иван. - Но если уж побежала, то беги дальше, пока хватит сил".