— А если все же они рискнут и решаться на обстрел побережья? Пока нашего флота нет у родных берегов. Ведь бомбили Токио их двухмоторные самолеты, что каким-то чудом поднялись с палубы авианосца.
Одзава говорил осторожно, он волновался когда не понимал, что может сделать враг. Американцы же несколько раз сильно озадачивали, воевать с англичанами было намного проще, более понятны бывшие союзники.
— Мы узнаем об этом заблаговременно, и поднимем всю авиацию, которую имеем. Американцы знают об этом, и не проведут свою «демонстрацию». Или мы не дадим ее провести… Надо рисковать…
Ямамото замолчал и уставился остекленевшим взглядом на постеленную под коленками циновку — и теперь замолчал надолго, словно окаменев и не шевелился, даже почти не дышал…
Такими были бои на Гуадалканале — от безнадежного отчаяния японские солдаты массово шли в безумные штыковые атаки, и падали сотнями под огнем американских пулеметов…
Глава 17
— Гудериан, это действительно настоящий танк, который можно считать самым настоящим вундерваффе. И он такой есть — сами небеса приходят к нам на помощь. И мы одолеем наших врагов, сметем своей мощью.
Гитлер уже не ходил, чуть ли не бегал вприпрыжку по кабинету, держа в руках рисунки, на которых опытный штабной офицер, закончивший еще перед прошлой войной курсы учителей рисования, изобразил во всевозможных ситуациях. На одном листке танк уверенно шел среди подбитых и дымящихся русских Т-34, на другом сноп пламени вылетал из его пушки, на третьем танки шли на марше по березовой роще небольшой колонной, подминая широкими гусеницами грязь.
— «Дырокол» не нужен, на него нужно ставить «ахт-ахт», хотя ради проверки и это орудие тоже поставить, на всякий случай, для сравнения. И видение ваше, Хайнц, пришло вовремя, меня также последнее время посещают по ночам порой странные мысли, во сне или бреду, и я многое прозреваю, да именно так — прозреваю, другого слова не подберешь. Но вам даровано намного больше, Хайнц, вы призваны провидением не только спасти Германию, но и сокрушить всех ее врагов.
Рейхсканцлер трясся как в лихорадке, продолжая метаться по кабинету, пока не подбежал и не стал вплотную к фельдмаршалу. Взял за руку, и проникновенно смотря в глаза, тихим голосом спросил:
— А какие видения вам были еще дарованы, мой друг?
Гудериан прекрасно знал, что сам по себе Гитлер мистик, и как все художники мыслит образами. Вот потому он впервые принес рисунки, и это подействовало на фюрера лучше и быстрее, чем все логические построения, которые он использовал раньше. В то же время «отец панцерваффе» был прагматиком, как все кадровые военные, вся служба которых прошла с техникой, а те же танки являлись своего рода «вершиной» вермахта, более сложным механизмом, чем привычная артиллерия, хотя без поддержки последней действия панцерваффе будут сильно ограничены. И перебирая сейчас в памяти видения, фельдмаршал понял, что все они имеют прямое отношение именно к технике, причем будущего, и не столь отдаленного. Тут словно мелькающие в мозгу кадрами картинки резко замедлились, стали четкими и ясными — от потрясения Гудериан застыл, потихоньку осознавая, что он получил помимо своей воли, но имея на то яростное желание.
— Что вы молчите, Хайнц⁈ Что с вами происходит, фельдмаршал⁈
Гитлер выглядел немного растерянным, даже побледневшим, но именно этот чуть дрогнувший на нотке истерики голос, привел «отца панцерваффе» в чувство, в ту действительность, в которой он находился, и к пониманию, какие события произойдут ближайшими годами.