— Ну, и лучше мне, что ли, оттого, что я знаю?
Когда мы закончили у них монтаж, уже стало ясно, что мы оба подходим друг другу. Обыкновенная история. Она жила в общежитии, а я снимал койку у одной бездетной пары. И муж и жена были железнодорожниками, и мы хорошо ладили. Я жил у них уже пятый год. Они довольно-таки редко бывали дома, но я, однако, не решался пригласить к себе Орши. Мы больше совершали воскресные загородные прогулки или бродили по городу. За всю жизнь, наверное, я не пересмотрел столько кинофильмов, сколько за то время. Потом меня взяли в армию, и Орши приезжала ко мне каждый раз в день посещения. Когда Орши забеременела, я попросил двухдневный отпуск, и мы обвенчались. Вернувшись после демобилизации, я застал у железнодорожников уже другого жильца. Надо было срочно искать квартиру. Так, после долгих блужданий, мы попали к тетушке Бачко. Орши в то время уже не работала в цеху: она прошла переподготовку и стала работать в лаборатории на исследовании материалов. Потом родился Тер — Петер Богар, и она осталась с ним дома. А я нанялся тогда ради левого заработка к мастеру Яноши, занимавшемуся изготовлением надгробий. Нужно было! После трех веселых лет, когда наш парнишка немного подрос и уже не было необходимости сидеть дома, Орши вернулась на фабрику. Однако ее место в лаборатории было занято; ей предложили вернуться в цех. Она отказалась. В конце концов дело как-то уладили, и она осталась в лаборатории. Правда, ей дали работу ниже рангом: мыть пробирки и колбы, следить за чистотой приборов и прочего оборудования. Получала она за это пустяки: тысячу восемьсот форинтов в месяц. Зато работа здесь была в одну смену и малыша Тера Орши могла забрасывать перед работой в детсад и забирать обратно. Но путь неблизкий: час туда, в Уйпешт, и час обратно. Да плюс к этому — заботы, ожидавшие ее дома. Там, где мы жили, магазинов и лавок рядом не было. Поэтому всю тяжесть закупок я брал на себя, и уже вечером, после второй своей работы, заявлялся с сумками домой. Но я любил свою работу, какие бы авралы ни были. Оршока же на новом рабочем месте чувствовала себя неважно.
— Если бы не Тер, я бы лучше ушла назад, в цех.
Но Тер, слава богу, уже существовал, и поэтому приходилось мириться. Жизнь текла однообразно, как работа машины. Но машины, по крайней мере, не думают и не огрызаются друг на друга.
В четыре утра я должен был вставать, в пять будить Оршоку и отправляться в город, еще затемно: в шесть уже начиналась работа. А Орши в это время брала за руку Тера и бежала с ним к автобусной остановке. В семь часов она уже должна была приниматься за свою лабораторную посуду.
В половине третьего у меня официальный конец рабочего дня, но всегда на час-другой находилась сверхурочная работа или какое-нибудь заводское мероприятие, на котором я был обязан присутствовать.
В четыре часа дня Орши одевала Тера в детском саду. А я в половине пятого — пять наведывался в мясную лавку, потом в продовольственный магазин, в овощную лавку, кое-когда забегал и в пивную, что на углу. В половине шестого — шесть я был уже у господина Яноши, брал в руки долото и молоток и обрабатывал глыбы камня.
Около восьми вечера я заявлялся домой. Комната встречала меня множеством запахов: молока и ужина, запахом выстиранного белья и запашком выглаженного, сыростью отдраенного пола и горьковатым дымком очага. Но мой приход еще не означает, что я уже дома: я должен был вынести мусор, принести воды, наколоть дров для растопки и заготовить топливо на завтра. Только после этого я мог сполоснуться у умывальника. Потом мы ужинали, мыли и вытирали посуду. Тер нырял в постель, а мы с Орши садились и смотрели друг на друга. С надеждой и нежностью, а когда и недружелюбно, колюче. В зависимости от того, что у нас намечалось в репертуаре. И всегда мы мечтали о субботах (хотя они и обманчивы) и главным образом о воскресеньях.