— А вы показались мне тихоней и жертвенницей, — улыбнулся он. — А на самом деле все оказалось гораздо хуже. Вы решительная и добрая.
Василисе вдруг стало неудобно от этого разговора. Словно бы они делились чем-то сокровенным, открывали душу. Но разве она не должна на него сердиться? Ну, хоть за что-нибудь. Или он на нее?
Он ее смущение заметил, но отступать не спешил.
— Сегодня подумал, что я ответил бы, если бы вы спросили меня сейчас…
Он смотрел на Василису, будто чего-то ждал. Но она безмолвствовала.
Когда молчание стало тяготить, он поднялся и прошел вглубь комнаты.
— Хозяйка приготовила вам одежду. Переодевайтесь и едем.
Конечно, стало гораздо легче. Наконец, она ехала верхом не в платье с оголенными ногами, а в свободных брюках и рубахе, подпоясанной полоской ткани. Завтрак, пусть и очень простой, но сытный, все еще приятно наполнял желудок. Дышать стало свободнее, настроение ускакало к облакам.
Даже едкая мыслишка, исподволь терзавшая ее все это время, сейчас представлялась незначительной. Иван хоть и вызывал странное неудобство, но врагом больше не казался. Да и разговоров о прошлом больше не заводил, поэтому неловкость, возникшую на рассвете, Василиса больше не вспоминала.
Поэтому свою мысль озвучила, когда подвернулся удобный момент.
— Что будет, когда мы вернемся?
И даже несмотря на собственную безмятежность, затаила дыхание, ожидая ответ. Что-то он не спешит.
— Ничего.
— Как это?
— Войны не будет, можете не беспокоиться. Я встретился бы с вами или с вашим братом и обговорил условия мира, но воевать мне точно расхотелось.
Да уж, кажется, это Василиса и хотела услышать. На душе потеплело, но полное спокойствие отчего-то не наступило.
— Думаю, это хорошее решение, — согласилась она. — Нам нечего делить.
Царевич молчал. Выражение лица было не разглядеть, а поворачиваться Василиса не рискнула, помня, чем это обернулось в прошлый раз.
— Знаете, я тогда приехал в Койград для того, чтобы…
— Узнать что-то о Марьяне, — перебила его Василиса.
Вспомнила этот эпизод с неудовольствием.
— Нет, — удивил Царевич. — Я хотел поговорить с вашим братом.
Василиса, хоть было и неудобно, все равно обернулась.
— Вы хотели сказать, со своим братом?
— Да.
Она терпеливо ждала продолжения, поглядывая на Ивана. Удивительно доброе у него лицо: пушистые ресницы, теплые голубые глаза, светлые, будто медовые, волосы.
— Я кое-что узнал от своего колдуна. Вы помните его? Афрон.
— Да, кажется, я видела его на поле, когда ваши войска стояли перед Койградом.
Иван поглядел ей в глаза.
— Знаете, я пленил вашего брата, но ему удалось сбежать.
Василиса кивнула. Кощей рассказывал ей об этом.
— Так вот, как выяснилось, его выпустил Афрон. И после долгого разговора он признался мне, что Кощей его сын.
Глаза смотрели в глаза, не моргая.
— Вы… и вы поверили в эту чепуху? — Василиса так и не могла отвернуться, хотя шея уже начала затекать. — Это, право слово, похоже на шутку.
— Но это правда.
Вот теперь она отвернулась.
— Не может быть, — все еще сомневаясь, добавила она и покачала головой. — Не может быть. Вы хотели рассказать ему?
— Да.
— Почему? Ради правды ехать к врагу?
Черт возьми! Как все же неудобно разговаривать, повернувшись к собеседнику спиной.
— Знаете, это удивительно, но после истории с Марьяной, я начал видеть в нем человека. Пусть не самого дружественного мне, но все же… К тому же, вы меня пригласили. И я совсем не жалею, что поехал.
— Я тоже рада, что написала вам.
Сначала сказала и только потом осознала, что это правда.
— Не шутите? Рады?
— Не шучу.
— Что ж, это, наверное, лучшее, что я от вас услышал.
— Не обольщайтесь, — улыбнулась Василиса. — Дорога долгая, мы еще успеем надоесть друг другу и сто раз перессориться.
— Занятный план. Пожалуй, я готов вытерпеть его в вашей компании.
Глава 32
Один удар, второй. Кто-то лупил ее по щекам, торопливо и звонко.
— Не нужно, не нужно, — она дернулась, закрываясь рукой, открыла глаза.
И тут же бросилась вперед, и повисла на шее Кощея. Его руки крепко обхватили спину. Они что-то бормотали вместе, путано и сбивчиво, не гладя, а скорее ощупывая друг друга. Потом все же нашли губы.
— Ты цела?
— Похоже на то, — Марьяна даже не поглядела на себя. — Что это было?
— Это был я.