Выбрать главу

— Ну ма-ама! – состроил обиду Нарцизс.

Цейлен высвободилась из сыновьих объятий и самодовольно улыбнулась.

— Сынок, я выхожу замуж!

— Мне уже начинать скорбеть по безвременной кончине твоего жениха или немного обождать? – фыркнул владыка.

— Ты бы лучше молчал!!! – взорвалась Венг — Я ношусь тут, понимаешь ли, а сынок належивает посреди дня с очередной бабой! Хорошенькое дельце! Сидишь тут, а тебя, тварину, между прочим ищут!..

Нарцизс слегка улыбнулся и прошептал:

— Не волнуйся, матушка... Завтра на главной площади я устрою такой вавилон, что ты и подумать не посмеешь назвать меня бездельником...

====== Часть 38 ======

Онига вполне мирно и мило беседовала с малышом.

— Как ты думаешь, чудо, получится у нас с Тюльпаном занять место твоего брата?

— Что вы у него спрашиваете?! – внезапно рассмеялся Тюльпан, хлопнув сестру по спине — Он же еще совсем безмозглый!

Малыш угрюмо поглядел на него и буркнул с обидой:

— Ромаска-букаска!

Тюльпан подавился новым хохотом, а Онига без особенных чувств пояснила:

— Ну, знаете, дорогой брат, у карт тоже мозга нет, но ведь на них гадают и узнают судьбу!

— То есть вы, Они, гадаете на нашем малолетнем дядюшке?! – принц взвизгнул и даже прилег на пол от смеха.

Онига только вздохнула. С раннего детства близнецы оказались фаворитами: Тюльпан – матери, а Онига – отца. Обыкновенно любимцы делились на две враждующие группировки, занимающиеся исключительно скандалами и мерзкими шуточками в адрес друг друга, но Йикотсежы решили сплотиться в единое целое и ни разу еще об этом не пожалели. И все равно – единственные из всей семьи – обращались друг к другу на вы. После смерти матери Тюльпан смекнул, что не плохо стать учеником Черной, и стал.

Онига часто говорила:

— Мы с вами, дорогой брат, идеальное сочетание. Хитрость и жестокость. Ум и сила. Существо без страха и существо без религии. Вместе мы будем непобедимы!

Тюльпан не любил ни Черную, ни уж, тем паче, отца, которого он видел раз в неделю. У Нарцизса всегда не было на сына времени, даже когда время было. А Черная воспринималась принцем как вторые руки, получившие отцовские умения и знания – правда, в несколько дифференцированной форме. От того-то и была эта поразительная разница в характерах близнецов. Прохладная Онига – это тебе не вспыльчивый Тюльпан, и наоборот.

Принц не боялся ни кого и ни чего, ни во что не веря.

— Неужели это возможно? – шептала сестра – Неужели вы не боитесь меня потерять?

— Нет. – отвечал Йикотсеж честно. – Найду себе девочку, не столь похожую на меня, но найду. В крайнем случае, буду делать как наш папа – кончать от своего отражения в зеркале!

Да, про Нарцизса дочь знала столько неприятных тайн, что могла бы написать приличных размеров и не приличного содержания книгу. С тех пор, как Онига сделалась его любовницей, он не скупился на откровения. Хитроумной принцессе это было только на руку, так что скоро Онига научилась сама подводить отца к теме государственных и личных тайн. И сделала большой промах. Нужно было довольствоваться тем, что он рассказывал сам, а так Нарцизс быстро разгадал ее намерения и стал делить постель с недоумком Флоренси.

А Тюльпан... В детстве любящий папа проиграл его в карты. Правда, на другой же день снова выиграл, но он этого никогда не простит. После кончины матери Нарцизс говорил в открытую, что детей у него – как жуков в трухлявом дереве, и одним больше, одним меньше – совершенно не важно.

Ну так вот.

— Я гадаю, как вы выразились, милый брат, потому что сомневаюсь, что у нас СЕЙЧАС что-либо выйдет – поджала губки принцесса.

— О чем это вы? – Йикотсеж быстро встал. Настроение у него сразу же испортилось — Ваш план дал сбой? Это невозможно! Вы же просчитали все, дорогая!

— А, отец – махнула рукой девушка. – Не с проста бабуля прибыла... да и папенька не ради увесилительной прогулки сюда приперся. Он не такой придурок, как вы думаете.

— Он еще хуже?

— Ну, можно и так сказать – фыркнула принцесса.

Ирис уже давно утопал в другой конец зала, где валялся связанный король, и со смехом дергал его за нос.

— Покажет он себя – кивнул Тюльпан, краем глаза наблюдая эту картину.

— На главную площадь надо нам – задумчиво проборматала Онига — Отец обязательно на публику работать будет, натура у него такая... Я чувствую... – она подумала еще с минуту, вдруг вскочила и сказала решительно – Пошли! Бери дядюшку, а то бабуля нам головы оторвет.

*

Наивность Кларенса Аркси смешила и в то же время очаровывала. Иногда Анидаг откровенно смеялась над его рассуждениями – он не умолкал ни на минуту, то только печально улыбалась, а иногда и призадумывалась. Веселая старушка иногда вставляла какие-то свои реплики, желая оправдать бестолкового генерала, но девушка не замечала этого. В глупостях, обильно и весело льющихся с языка незатейливого дефса, она получала своего рода отдых от тяжелых, переполненных тревогой мыслях об отце.

— Так вы говорите – у вас все танцуют? – со смехом переспрашивала Анидаг.

— Истинно так – с комической важностью кивал Аркси – Ежели не танцуешь – знать, дух уныния в тебя вселился, ой, и плохо ж это! Только шантаклейным танцем его и выгнать.

— Каким-каким танцем?

— Шантаклейным. Шантаклея – смерть означает. Мелодия быстроты невиданной, душа трепетает! Станцуешь – и здоров будешь, если только не помрешь.

Жара упала, небо перекрасилось в розовато-фиолетовый, и настала прохлада. Анидаг остановилась на скале, висящей над краем, казалось, всего. От открывшейся красы Кларенс вскрикнул тихонько: «Матушка родимая!», чем в очередной раз вызвал у дочери Нушрока улыбку.

Они даже как-то не заметили, что сели плечом к плечу. Аркси стал говорить поменьше, более даже печально, глядя в бесконечность всклокоченных небес, и взял Анидаг за руку. Она не сразу поняла это, но потом не стала дергаться. Наивный парень держал ее руку так, как это, наверное, было нужно. Не мял и не совал себе под нос, как делал этот недоумок, сын Абажа, похожий с отцом, как два экземпляра одной и той же книги – новый и подержанный, не брался со страхом, словно боялся обжечься, не спрашивал позволения... Просто держал, будто ни чего необычного не происходит. Может быть, своей простотой он и покорил Анидаг, отказавшей очень многим, несравненно лучшим Аркси.

— Гляньте-ка! Кажись, веселье намечается! – Маргаритка стояла на самом краю пропасти и во что-то напряженно вглядывалась. Девушка встала и посмотрела в ту же сторону.

По извилистой горной тропке шли двое. Ну, то есть как шли: хрупкая фигурка изо всех сил тянула за собой черный, будто крылатый, силуэт. Тот, словно наконец оказавшись на свободе после долгой неволи, сдаваться не собирался.

—А вот и отцы нашинские. – радостно кивнула принцесса и заорала во все горло так, что у Анидаг на несколько секунд заложило уши — А-а-те-е-е-ц!!!

Хрупкая фигура явно возликовала, отпустила черную, подошла совсем близко к своему краю бездны и принялась делать какие-то странные знаки руками.

— Сейчас прибудет на площадь – удовлетворенно хмыкнула Маргаритка — И нам того же желает. Ну, что ты до сих пор сидишь?! Почапали!

Нарцизс, близоруко щурясь, глядел издали, как его дочь тормошит Анидаг, и был вполне доволен. Сегодня все желания исполнятся: Аслан заболел бешенством, марсиане сожрали ровно семь тонн зеленых мандаринов, Аннушка разлила подсолнечное масло, Онес задумался о жизни, а на самой поверхности великого Солнца появились пятна в форме неприличной картинки.

Эта носатая дрянь, правда, ничего этого признавать не желала, да и вообще министр заявил, что ни куда с ним не пойдет, тем более пешком. Чьоловс, выбитый из калеи явлением матери, не сразу сообразил, как стимулировать Нушрока снова стать покорным. Анидаг на той стороне оказалась весьма кстати, владыка обрел старую мысль. Нушрок тут же перестал вырываться, стоило Нарцизсу всего лишь шепнуть:

— Анидаг, птичка...