— Мне не нравятся эти комнаты по одной-единственной причине — я, если ты еще не поняла, люблю быть в центре событий и в центре внимания. Здесь ни того, ни другого не дождешься, а с владыкой я и так вижусь не слишком редко. Что ж, мне туда. Передам от тебя привет Хессе, она порадуется.
— Спасибо. И вообще… тоже спасибо.
Лалия кивнула и пошла дальше по галерее. А Лин отыскала подходящую для одинокой розы вазу, обошла еще раз комнаты и решительно распахнула окно в той, что рядом со спальней. Поставила розу там же, на низкий столик. Не в спальню — Лалия сказала, что владыка не любит посторонних запахов, но Лин и сама не хотела, чтобы запах Асира смешивался с другим. Сейчас старалась не нюхать лишь потому, что иначе не дотерпела бы до ночи.
Да. Лалия точно была права насчет ненасытности. В голове прояснилось, но желание никуда не делось. Только из острого, выматывающего и мучительного стало… радостным, наверное. Немного отойдя от запаха секса, посидев в саду под розами, Лин чувствовала, что уже может обойтись без кродаха, что не сойдет с ума без любого члена, но владыку она все еще хотела — потому что это был он, Асир, а Лин была его анхой. К тому же она помнила его слова в первый день: «Ты не представляешь, сколько граней у наслаждения», — и хотела узнавать новые и новые грани именно с ним. Испытав секс как лекарство от иссушающей, не похожей ни на что ей известное жажды, нужно попробовать и другой — без жажды, без течки, просто потому что хочешь быть именно с этим человеком.
«Попроси прямо», — сказала Лалия. «Будь собой». Она и раньше так говорила, и как раз этот совет Лин легко было исполнить. «Без истерик». Что ж, она и сама не любила истерики, свои — даже сильнее, чем чужие, и надеялась, что больше не сорвется так позорно. Сейчас же вроде и повода нет.
А еще Лалия сказала, что все-таки это было покушение и наверняка не последнее. «Семейные трения». И дала понять, что об этом если и стоит спрашивать, то у самого владыки, и быть готовой к тому, что тот может и не захотеть отвечать. Еще и удачный момент посоветовала выбрать. Какой может тут быть удачный момент? Лин покачала головой. Некоторые думают, что работа агента охранки дает бонусы при личном общении, но Лин знала, что все наоборот. В тот момент, когда ты начинаешь говорить с другом так, как говорила бы с подозреваемым, свидетелем, осведомителем, дружбе приходит конец. Именно поэтому она почти с самого начала старалась загнать поглубже агента Линтариену, выпуская ее только при конкретной необходимости. Старалась строить личные отношения, а не рабочие. Вроде бы даже получалось. Хотя, если подумать, все это время она была слишком озабочена предстоящей течкой. Слишком не уверена в будущем.
По-настоящему ее жизнь в новом мире начиналась, наверное, только сейчас.
ГЛАВА 18
С утра сад был прекрасен и бодрил не хуже первого глотка кофе. Свежесть росы, аромат влажной травы и ночных фиалок, по-утреннему громкий щебет птиц. Может, потому владыка и велел накрыть завтрак на свежем воздухе?
Первый глоток кофе за предки знают сколько дней. Лин не спешила его делать, тем более что в крохотной чашечке на один глоток и было. Нюхала, оттягивая удовольствие и заранее зная, что удовольствие будет горьким не только в прямом смысле.
Эта чашечка, наконец-то разрешенная Лин, означала, что все заканчивается — вполне возможно, прямо сейчас, в эту самую минуту. Владыка допьет свой кофе, потреплет по волосам и скажет: «Вот ты и пережила свою первую течку». Может быть, спросит, что думает об этом она сама, а может, сразу отправит в сераль. Ему с этим посольством наверняка не до анх. Сколько на сон остается, пара часов в сутки?
— Ты видишь там что-то, чего не вижу я? — вместо этого спросил Асир. Придвинулся ближе, заглядывая в чашку Лин. — И где повод для такого уныния?
— А что там видите вы, владыка? — хотелось ткнуться лбом в плечо, может быть, лизнуть или хотя бы прихватить губами кожу, но Лин вместо этого подняла голову, вглядываясь в безмятежно спокойное лицо.
— Наверняка старый Зифрад увидел бы больше, но пески давно разъели его кости. Он жил в южной башне и лишь иногда спускался в покои моей матери. Они могли говорить часами. Мне было тогда мало лет, но я уже не боялся ни пустынных смерчей, ни диких зверогрызов. А вот Зифрада боялся. В его комнате всегда пахло травяным дымом, грелись на жаровне светящиеся камни, сушились птичьи кости и потроха. Зифрад тогда уже был почти глух, и я пробирался в башню до рассвета, залезал под кровать или прятался за ширмами и смотрел. Там было на что посмотреть, но Зифрад всегда меня находил. То ли по запаху, то ли благодаря своей странной магии. Он смотрел на меня и говорил непонятное, жаль, я не помню, что именно, зато помню собственный ужас, белую бороду почти до пола и глаза, которые видели гораздо больше, чем позволено смертному, хоть в человеке, хоть в кофейной гуще. Но я не обладаю его даром и в кофе вижу только кофе, а в тебе чую растерянность и сожаление.