— Я жалею, что течка кончилась. Было… совсем не так, как я ждала и боялась, — Лин поставила свой кофе, так и не отпив. — Я и представить не могла, как это… как хорошо. А теперь растеряна — потому что не знаю, что будет дальше. Вам ведь не до меня сейчас, я и так получила очень много, совести не хватит просить еще хотя бы день. Хотя бы ночь. Но я безумно не хочу уходить.
— Только день? Только ночь? — Асир задумчиво коснулся ее щеки, провел пальцами до подбородка. — Ты думаешь, завтра или через день что-то изменится? В тебе? Или во мне? Мы оба во дворце. Количество стен между нами минимально и преодолимо, если не станем строить новые. А мои желания не зависят от того, где именно ты находишься — здесь, в зверинце, в саду или серале. Так почему ты выглядишь так, будто прощаешься со мной?
Он был прав, но это была правота кродаха. Уж наверное, владыка не считал сераль тюрьмой для своих анх, но для Лин это была почти тюрьма. Ограниченные передвижения, зачастую с охраной, невозможность заниматься тем, что привыкла считать больше, чем просто работой. Навязанный круг общения. Никакого личного пространства. Надзиратели. Лин обхватила себя руками. Чем больше об этом думать, тем хуже все выглядит.
— Хватает и одной стены, владыка. Вы ведь сами говорили, вашим анхам запрещено приходить к вам без зова. Один раз я нарушила запрет, ни к чему хорошему это не привело. Нет, я не думаю, что завтра или через день что-то изменится. Но вы будете заняты делами более важными, чем неопытная анха, которой нравится быть с вами рядом.
— Я буду занят ими в любом случае, останешься ты здесь или где-то еще. И мы оба знаем, что дело было вовсе не в том, что ты влезла в окно. — Асир оставался серьезным, но интонации неуловимо изменились. — А в том, что случилось после этого. Еще ни одна анха не вламывалась вот так к владыке, наплевав на стены и замки. Жаль только, что причины твои были крайне далеки от желания близости.
— Да, — согласилась Лин, — жаль. А если бы, нет, просто «если». Если я не выдержу и вломлюсь к вам вот так… Нет, — она мотнула головой, отгоняя возникшую вдруг перед глазами картину: как влезает в окно спальни Асира с мыслью урвать если не близость, то хотя бы прикосновение, а там с владыкой Лалия или еще кто-нибудь. — Нет, нельзя так. Простите, я чушь несу. — «Совсем как Хесса тогда с Сардаром. Договорюсь сейчас».
Она схватила остывший кофе, глотнула сразу весь и зажмурилась от слишком яркой горечи.
— Мне не за что тебя прощать, но я хочу знать, с кем ты сейчас разговариваешь. С владыкой или с кродахом, которого хочешь. — Асир вдруг надавил на плечи, заставляя опрокинуться на подушки. Навис сверху, прижимая ладонью. Взгляд потяжелел, заходили желваки на скулах. — Здесь никого, кроме нас, нет, так объясни наконец и мне, и себе, кем ты себя считаешь — анхой, которая нуждается в постоянной заботе и покровительстве, или анхой, которой важно другое. Почему, когда я беру тебя, ты не выкрикиваешь все мои титулы и родовые имена, а сейчас ведешь себя как нищий у святилища или проситель в зале приемов? Я не могу понять, что происходит. Куда делась анха, которая дерзила мне со второй встречи и рисковала головой, защищая свою правду. Что мне сделать, чтобы ты вспомнила мое имя и перестала усаживать меня на трон даже здесь? Снова послать кого-то на смерть? Или заставить тебя кончить?
Лин замерла. Запах Асира сгустился, вынуждая подчиниться, прогнуться. Запах кродаха. Яркий, властный — он давил, а ее, наоборот, вдруг отпустило. Как будто свалилась с плеч какая-то другая тяжесть.
Она улыбнулась и закинула руки Асиру на шею.
— Заставь.
Тот дернул в стороны полы расшитого халата, одного из тех, что во время течки заменяли Лин памятную простыню, ухватил под колени, разводя ноги, и…
Какой же идиоткой она была… тогда, с Азизом. Они оба. Наверное, Асир не забыл того рассказа, иначе почему… почему — вот так? Только ртом, языком… и течки уже нет, а ее уносит, совсем как в течку.
Лин выгнулась, руки соскользнули, и она сама не поняла, как вцепилась Асиру в волосы. Его ласки напоминали тот давний дурацкий эксперимент не больше, чем облезлый бродячий котенок — Адамаса. Она понятия не имела, каково это, когда тебя ласкают губами и языком… там. В течку они этого не пробовали. Наверное, правильно не пробовали — если и сейчас, без течки, это ощущалось настолько ярко. Лин задыхалась, сгорая в охватившем тело жаре, извивалась, пытаясь что-то сделать, сама не зная, что, и Асир снова прижал ее ладонью, при этом как-то ухитрившись зафиксировать и ноги. Все, что теперь она могла — стонать и скулить, чувствуя, как ее все быстрее несет к краю, понимая, что сама нарвалась, сама раздразнила, и ее действительно заставят кончить прямо вот так, без члена, без соития, только от ласк.