Шеф гестапо соединился по телефону с пограничным отделением в Сейнах. К телефону подошёл гестаповец Бернард Тумольке. Кастендик приказал ему вместе с жандармерией провести в деревне Иодалишки обыск в доме у Альбина Мерецкого. Всех взрослых арестовать и немедленно доставить в гестапо.
Рихард и Гениг во время разговора шефа с Сейнами просмотрели папку с документами, прочитали показания Мейера и Бимана, особенно те места, где речь шла о том, как выглядели партизаны. Без труда сопоставили несколько фактов. Вероятно, Мерецкий принимал участие в задержании поезда. Именно он, судя по описанию, пытался задержать машину старшего лесничего Бимана. Во время нападения «бандит» был ранен, очевидно, вынужден был лечиться, а возможно даже, ему была сделана операция. Всё это должно было происходить в Сувалках с участием местного подполья.
Они пришли к выводу, что, вылечившись, Мерецкий возвращался в отряд и по счастливой для них случайности натолкнулся на Мейёра. В рассуждениях шефа и обоих гестаповцев личность Генрика приобретала особое значение. Впрочем, для гестаповцев любой факт, связанный с движением Сопротивления, был очень важен. Дело поручили вести Рихарду. Завтра должны были из Сейн доставить отца и братьев задержанного.
7
Генрик лежал на полу свинарника. Его тело боролось со смертью. Когда из уст его исходил глухой стон, тёмно-бурая овчарка, привязанная к двери, кривила кудлатую морду и с каким-то собачьим состраданием всматривалась в лежавшего человека.
Ночь была морозной. Генрик ненадолго приходил в сознание, чтобы опять сразу же погрузиться в беспамятство. На одежде и грязном полу образовались большие пятна крови, которые овчарка подозрительно обнюхивала. В моменты, когда Генрик приходил в себя, он смотрел на собаку, не испытывая страха, не в силах отодвинуться от её опасных клыков. Жажда смерти была настолько сильной, что заслоняла все другие чувства. Мартовская ночь тянулась бесконечной полосой мучений.
На рассвете Мазур вышел из участка, отомкнул дверь свинарника, отодвинул лежащую овчарку и ногой толкнул Генрика. Раненый застонал. Немец старательно вытер сапог, выпачканный кровью. С минуты на минуту должна была прибыть машина. Вскоре во дворе послышался шум мотора. Из кабины автомашины вышел гестаповец. Эсэсовцы бросили Генрика в машину. В Сувалках Рихард срочно поехал с раненым в госпиталь. Генрика немедленно положили на стол. Его жизнь для гестапо представляла теперь определённую ценность, и Рихард внимательно выслушал мнение врачей. Он был убеждён, что в своё время добьётся от раненого показаний.
Операция продолжалась долго. Резали, сшивали, вырезали… Из-под черепной коробки, около левого уха, извлекли пулю. Генрих, к удивлению хирургов, успешно перенёс продолжавшуюся несколько часов операцию. Выдержал и жил.
Всего перебинтованного, его перенесли на нижний этаж госпиталя, где помещался тюремный изолятор. Под потолком находилось небольшое, заделанное решёткой окошко. Дверь была обита железом. На одной из коек в лазарете лежал с покалеченной ногой партизан Казимеж Поплавский.
Весть о том, что Мейер помог жандармам схватить кого-то на станции, молниеносно разнеслась по Плочично. То, что схваченный был партизаном или членом подполья, не вызывало сомнения. Оставался только вопрос: кто он?
Лесник Александр Попко, расспрашивая некоторых свидетелей происшедшего, установил, как выглядел и во что был одет схваченный человек. Потом нашли крестьянина, который отвозил раненого в участок. Все данные подтверждали: схвачен был Генрик. Надо было действовать, и действовать быстро. Попко справедливо полагал, что жандармы перевезут Генрика в Сувалки. Он послал донесение в лагерь Романа, описав случившееся, расположение свинарника, где лежал раненый, а также силы расквартированной в Плочично жандармерии. Речь шла о том, чтобы спасти Генрика,
8
Начинало светать, когда из Сейи в сторону Иодалишек направились пятеро жандармов и более десятка эсэсовцев. Деревня ещё спала. Жандармы расставили охрану вокруг дома Ме— рецких. Дверь в избу вышибли прикладами. Окружённая кучкой детей, в кухне стояла родственница Мерецких — Бронислава Жубров— ская. На вопрос об Альбине и Эдварде Мерецких Жубровская заявила, что они куда-то выехали. Начался обыск, который не дал никаких результатов. Через несколько часов жандармы забрали Жубровскую и уехали в участок Красного, сообщив в Сейны о неудавшейся операции.
Гестапо приказало ликвидировать хозяйство Мерецких. Возвратившись, жандармы всё ценное разграбили, остальное побили и разломали так, что после их отъезда остались только пустые постройки. Эдвард дождался ночи, вылез из убежища, где он пережидал налёт карате— лей, забрал четырнадцатилетнего брата Романа и отправился к Чокайло. Там он встретился с отцом. Родные чувствовали, что с Генриком произошло несчастье. В Иодалишки возвращаться было нельзя. После короткого совещания старый Мерецкий решил пока скрываться. Эдвард и Роман должны были уйти в партизанский отряд. Старшему было шестнадцать лет, младшему — четырнадцать. В ту же ночь пришла весточка от Александра Попко о том, что в Плочично Генрика взяли живым.
Братьев Мерецких в Руголь отвёз Чокайло. Ехали тем же путём, каким в январе Мелания везла Генрика в партизанский отряд. К утру были на месте. Командир отряда забрал обоих парнишек в лагерь. Эдеку дали винтовку и подпольную кличку Правдзик, а Ромеку — кличку Врубелек. Так братья стали партизанами.
9
В сувалкской больнице в то время работала медсестрой Леокадия Милек (теперь доктор Маркевич). Она была связана с движением Сопротивления, помогая партизанам прежде всего лекарствами и перевязочными материалами. Она осторожно разузнала, кого гестапо доставило в больничный изолятор. Когда Генрик пришёл в себя, Леокадия Милек снабдила его бумагой и карандашом.
Дрожащей рукой он написал Кристине короткое письмецо:
«Дорогая Кристина! Пуля врага вторично уложила меня в постель. Такая, очевидно, судьба. Я готов к худшему. Знаю, что ждёт меня в гестапо. Возможно, ещё до того момента, как я предстану перед моими палачами, моя душа распрощается с телом. Клянусь тебе и всем, кто меня знал, что уйду из этого мира один. Ничего не бойтесь. Я ничего не помню, никого не знаю, а следовательно, никого не могу предать. Не забывайте никогда обо мне.
Твой Генрик».
Письмо через Леокадию Милек быстро попало в руки Кристины.
10
31 марта 1944 года начальник сувалкского отделения гестапо Кастендик находился на совещании в Тильзите. Его замещал Гениг, который с нетерпением ожидал возвращения начальника, так как не мог справиться с накопившимися делами. Шеф вернулся в полдень и приказал Генигу через полчаса созвать совещание. Назревало что-то весьма важное. Когда все собрались, Кастендик, молча выслушав доклад о событиях последних трёх дней, без какого-либо вступления перешёл к делу. Штаб гестапо в Тильзите был недоволен их работой и считал, что в округе слишком активно развернулась партизанская деятельность, должных мер против которой не принимается. Руководство гестапо в Тильзите приказало на каждую акцию врага, даже самую незначительную, отвечать жестоким возмездием. Независимо от этого необходимо было подготовить несколько эшелонов поляков для концлагерей. Списки должны были составить гестаповцы и вместе с жандармерией произвести срочные аресты.
Совещание скоро закончилось. В комнате остались только руководители отделов. На столе лежала кипа дел и длинный список арестованных, содержащихся в тюрьме и застенках гестапо. Кастендик ознакомил присутствующих с секретной инструкцией шефа окружного управления гестапо в Тильзите.
Речь шла не только об активизации борьбы с партизанами, но и об усилении репрессии против мирного населения. На сувалкской земле было приказано провести несколько публичных экзекуций. Из тюрем в Тильзите и Рагните было решено прислать десять поляков родом из Сувалкского района и включить их в списки первых жертв публичной казни. Эту демонстрацию жестокости немецкого закона следовало провести именно в городе Сувалки, и она должна была быть хорошо подготовлена.