Я залезла к ней, сделала струю спокойной, комфортной на ощупь. Взяв красную мочалку, окунула её в набирающуюся воду и приложила к трясущимся плечам. По спине, по рукам побежали ручейки. Она послушно подчинялась мне, когда я расцепила замок и осторожно потянула на себя её ногу. Крохотные, как пеньки, пальцы пропускали между собой воду. Она скривила лицо, но я ничего не спросила. Ей было щекотно. Я повела мочалку выше, кружа вокруг её икр и бёдер. Её ослабевшая рука взялась за меня, чтобы она не потеряла равновесие и не соскользнула. Я, аккуратно подступаясь к ней, боясь, что она снова вспылит и исчезнет, обняла её и медленно вымыла спину. Дрожащие руки обвили меня, не желая отпускать.
– Извини меня, – шепнула она изможденным голосом. – Извини меня, я так устала.
Я промолчала.
– Наверное, не стоило говорить тебе всего этого. Я расстроила и тебя, и себя. Извини.
– Всё нормально, – тихо проговорила я не менее слабым голосом. – Пойдем, я уложу тебя.
– Сначала скажи, что прощаешь меня.
– Прощаю.
Тусклый свет серых глаз был строго направлен на меня. Я притянула её к себе и трепетно, опасаясь сломать её, или наше настоящее, или это тонкое равновесие, наступившее внезапно, поцеловала. Она ответила жадным поцелуем, требовательными губами, прытким языком. Так же осторожно прерывая её, я поднялась и протянула руку. С живого, странно молодого после родов тела побежала вода, оставляя крохотные и крупные прозрачные капли. Отзывались они искрами ламп. Я взяла с крючка большое махровое полотенце и расставила его, как футбольные ворота, ожидающие очередного гола. Будто мы делали это каждый день, она выбралась из ванной и подошла ко мне. Мягкая ткань легла на неё, я растерла влажное тело и освободила её от объятий. Ника переняла инициативу и вытерла меня. Уставшие, но всё ещё готовые к действию, руки двигались вдоль ног и рук, гладили по спине. Она остановилась, слегка смущенная и удивленная собой.
Выходить было холодно. Наша кожа покрылась мурашками. Мы поспешили укрыться одеялом, прижаться друг к другу.
Слегка повернув голову, я поцеловала её в краешек губ. Она улыбнулась.
Глава 2
Утром я проснулась от удивления: солнце било мне в глаза. Лежу на широкой кровати, под неизвестным одеялом, в чужой квартире. Смотрю вокруг – комната Ники, Ники нет.
Я поднялась, оделась, вышла из спальни. В квартире стояла тишина. Я испугалась, что она могла что-то сделать с собой, пока я спала. Заглянула в ванную – пусто, в детской – пусто, в гостиной – пусто, на кухне – тоже. Лишь на столе, за которым мы вчера пили вино, лежала записка, сложенная вдвое. На ней зелёными чернилами была выведена подпись Ники.
«Извини, что я ушла раньше, чем ты проснулась, но я подумала, что тебе будет стыдно видеть меня сонной и не накрашенной. Я уехала на работу пнуть под зад сотрудников. Если хочешь, ты можешь остаться, разогрей себе пиццу в микроволновке. Если нет, позвони или напиши мне.
Ника»
Я решила ждать её, пусть бы это заняло целый день. Идти домой мне не хотелось: серые стены и серая мебель встретили бы меня унылым видом и развеяли все ощущения прошлой ночи, реальность сделали бы сном, ускользающим из памяти только что проснувшегося человека. Открыла большой холодильник, на верхней полке лежал небольшой кусочек сыра, ставший оранжевым от долгого бесполезного лежанья; внизу развалилась пицца. Я вынула коробку, на которую её положили, и едва не засмеялась. Хозяйка так сильно торопилась оторвать верхнюю крышку, что её неровные края зацепились за тесто. Взяв кусок, я отправила его в микроволновку и осталась ждать заветного звоночка. Ничто так не бодрит, как разогретая еда.
Заняв место за столом, я сжевала пиццу, жалея, что в ней нет оливок. Видимо, Ника еще не повзрослела.
Квартира утром выглядит радостнее. Вечером на неё опускаются тени загадок и человеческих тайн, они тихо бродят по коридорам, любопытственно смотрят на своих владельцев со стен и безмолвно пропадают с первыми лучами солнца, словно их никогда и не существовало. Яркие вещи, светлые предметы, мягкие ковры пробуждаются утром и растворяют воспоминания о пролетевшей ночи. Открытый мир закрытой души.
Я прошла в гостиную и на мгновение остолбенела. Кремовые диваны, расставленные полукругом, светло-коричневые шкафчики с альбомами, фоторамками и дисками, бордовые горшки с цветами в углу, широкий темный телевизор с серебристым проигрывателем под ним и даже шершавый песочно-белый линолеум – всё было выполнено точь-в-точь как в квартире Ники в маленьком городке. Мне снова стало жаль ушедших дней и времени, проведенного там вместе с ней. Я снова почувствовала себя обокраденной, нагой. Когда-то давным-давно я любила каждый миллиметр того места, знала его почти досконально, и вот теперь в меня яростно и грубо швыряют прошлым, чтобы я наконец поняла. Поняла, что оно ушло и ни за что не вернется назад.