— Это замечание справедливо: я предался воспоминаниям молодости более, чем это подобало бы мне…
В это время на канале, под балконом Виолетты, послышалась музыка. Девушка вздрогнула, щеки ее вспыхнули румянцем, и она, казалось, переживала то сладостное ощущение, которое возбуждает нежная и красивая музыка.
— Это едут музыканты, — заметила тихо донна Флоринда.
— Нет, это какой-то кавалер. На гондоле много слуг и гондольеров в ливреях.
Нельзя было дольше сомневаться: это была серенада. Хотя серенады — дело обычное в Венеции, но под окнами донны Виолетты она давалась впервые. Уединенная жизнь девушки, строгий надзор над ней обрекали на неудачу подобные попытки молодых людей.
— Это для меня! — прошептала Виолетта, дрожа и от страха, и от радости.
— В самом деле, это для кого-нибудь из нас, — ответила осторожно донна Флоринда.
— Для кого бы то ни было, но это дерзость, — сказал монах.
— Ах, это ария на слова Петрарки!
— В первой гондоле музыканты в ливреях какой-то патрицианской фамилии, а во второй — один только кавалер, — сказала донна Флоринда, внимательно рассматривавшая гондолы.
— Есть гребцы, или он сам управляет гондолой?
— Это было бы неприлично; на корме гондольер в шелковой куртке, украшенной цветами.
— Поговори с ним, милая Флоринда! Я тебя прошу.
— Да разве можно?
— Конечно! Скажи им, что я в полной власти Сената, что нельзя петь под моими окнами; скажи, что хочешь, только скажи что-нибудь.
— Да это дон Камилло Монфорте!
— Такая смелость может его погубить; прикажи ему поскорее уехать, милая Флоринда. Но, может быть, мы не имеем права обращаться так с лицом его положения? Отец, дайте ваш совет, что делать? Вы видите, в какой он опасности.
Волнение Виолетты удивило монаха. Он молча оставил свое кресло и направился на балкон.
Музыка сразу затихла, и вместо нее послышались равномерные удары весел.
— Он уехал! — вскричала молодая девушка. — А мы не успели даже его поблагодарить.
— Тем лучше, иначе мы придали бы слишком уж много значения такому и без того серьезному происшествию. Ты не должна забывать о твоем высоком назначении, дочь моя. Войди в комнату.
Оставшаяся на балконе донна Флоринда внимательно следила за гондолами и передавала свои наблюдения Виолетте:
— Гондолы ушли; та, в которой сидят музыканты, выезжает уже на Большой канал, но я не вижу, что сталось с той, в которой сидел кавалер.
— Посмотри хорошенько, не может быть, чтобы он так скоро удалился.
— Вижу, вижу: его гондола остановилась возле моста нашего канала. Слуга как-будто ждет кого-то на ступеньках набережной, а самого кавалера там нет.
— Вдруг с ним что-нибудь случилось?!
— Ничего дурного! Я счастлив, что могу быть здесь! — сказал кто-то около Виолетты.
Она обернулась и увидела того, кем были полны ее мысли.
— Как это неблагоразумно! — сказал с упреком отец Ансельм. — Дон Камилло, вы меня заставите сожалеть, что я уступил вашей просьбе. Вы нарушаете наши условия.
— Отец, напрасно противиться тому, что должно случиться. Не правда ли, прекрасная Виолетта, вы не позволите Сенату распоряжаться вами? Вы не согласитесь выйти замуж за какого-нибудь корыстолюбца?
— Камилло, вы ведь знаете законы Венеции, и я не надеюсь избежать их.
— Герцог святой Агаты, — сказал монах, — я позволил вам войти во дворец, чтобы избежать скандала и чтобы спасти вас от гнева Сената. Опасно поощрять надежды, противные целям республики. Не забывайте ваших обещаний.
— Все зависит от донны Виолетты. Ободрите меня одним вашим взглядом, и тогда ничто, — ни Венеция с ее инквизицией, ни сам дож, — ничто не будет в состоянии оторвать меня от вас.
— Камилло, — ответила дрожащая девушка, — вы мой спаситель!
— Перестаньте, герцог святой Агаты!.. Дочь моя!..
— Не слушайте его, донна Виолетта: он говорит так потому, что не испытал силы страсти. Холод кельи заморозил его сердце. Если бы он был настоящим мужчиной, он любил бы; а если б он любил когда-нибудь, на нем не было бы теперь его кармелитской одежды.
Лицо отца Ансельма покрылось мертвенной бледностью, губы зашевелились, и он что-то хотел сказать, но вместо слов послышался тяжелый, подавленный вздох. Флоринда поспешила встать между доном Камилло и своей воспитанницей.
— Все это, может быть, так, как вы говорите, синьор Монфорте, но вы должны же знать, что Сенат взял на себя право найти человека, достойного наследницы богатого дома Пьеполо. И может быть, Сенат выберет ей не менее достойного, чем герцог святой Агаты!