— А все-таки, Стефано, ты и сам не думаешь, чтобы республика приобрела еще трофеи для украшения собора и площади святого Марка? — заметил гондольер.
— Сопровождая твоего хозяина в прогулках, ты, приятель Джино, далек от того, что происходит в народе. Прошли красные денечки святого Марка, и наступают они для севера.
— Может быть…
— Джино! — раздался повелительный голос около гондольера.
— Слушаю, синьор.
Тот, кто прервал беседу двух товарищей, не проронив больше ни одного слова, жестом руки приказал подать гондолу.
— До свиданья! — прошептал поспешно гондольер.
Его собеседник пожал гондольеру дружески руку. Через минуту Джино оправлял подушки в палатке гондолы. Разбудив своего подручного, он вместе с ним взялся за весла.
Глава II
Войдя в гондолу, дон Камилло стоял, погруженный в задумчивость, до тех пор, пока лодка, управляемая искусными гребцами, не выбралась из тесноты и не направилась к Большому каналу.
— Тебе хочется показать свое искусство на гонках, Джино, и по справедливости ты заслуживаешь награды, — сказал дон Камилло. — С кем ты разговаривал, когда я позвал тебя?
— Это мой приятель из Калабрии, синьор. В последний свой приезд он клялся, что не вернется больше в Венецию, а теперь пригнал опять свою фелуку.
— А как его имя, и как называется его фелука?
— «Прекрасная Соррентинка», а его зовут Стефано Милано; он — сын старого вашего слуги, синьор. Его судно — одно из наиболее быстроходных, да и красотой может похвалиться.
Дон Камилло, казалось, заинтересовался разговором.
— «Прекрасная Соррентинка»! Как ты думаешь, мне когда-нибудь приходилось видеть эту фелуку?
— Очень возможно, синьор, потому что у ее хозяина есть родные в святой Агате, и он не раз оставлял свое судно зимовать на берегу около замка вашей светлости.
— Чего ему нужно в Венеции?
— Мне и самому хочется это знать. И хотя, вообще, я не люблю вмешиваться в чужие дела и хорошо понимаю, что скромность — лучшая добродетель гондольера, я все-таки не мог не поинтересоваться. Но все мои старания оказались без успеха.
Когда гондола приблизилась к Большому каналу, герцог вошел в палатку и прилег на элегантных подушках из черной кожи. Гондола плыла дальше. Джино, как старший, стоял на мостике кормы и с привычной ловкостью направлял лодку то вправо, то влево, лавируя между судами, попадавшимися по пути. Поровнявшись с одним из зданий, гребцы прекратили на время свою работу, оставив весла на поверхности воды, и ждали дальнейших приказаний хозяина.
Дворец, мимо которого плыла гондола, мог привлечь внимание как красотой и богатством внешних украшений, так и оригинальностью постройки. Его массивный мраморный фундамент устойчиво покоился среди волн, словно был поставлен на вершине утеса. Несколько гондол было привязано около широкой мраморной лестницы, ведшей к главному входу во дворец. Место стоянки гондол, окруженное остроконечными, наклонно стоявшими в воде столбами-сваями и защищенное ими от проходящих мимо барок, являлось как бы гаванью этого дворца.
— Куда ваша светлость пожелает отправиться? — спросил Джино.
— Домой.
Гребцы обменялись удивленными взглядами и круто повернули гондолу от этого богатого, но неприветливого здания. Войдя в более узкий канал, они вооружились короткими веслами и, подталкивая лодку вперед, громкими возгласами предупреждали встречные суда. Наконец, Джино остановил лодку как-раз около лестницы.
— Ты пойдешь со мной, Джино, — сказал дон Камилло, осторожно ступая на мокрый камень и опираясь на плечо слуги, — ты мне нужен.
Внешний вид этого здания не мог сравниться по роскоши и богатству с дворцом на Большом канале.
— Не хочешь ли вверить свою судьбу на гонках вот этой новой гондоле, Джино? — сказал герцог, поднимаясь по крутой лестнице и указывая на изящную лодку из каштанового дерева, стоявшую на каменном полу входных сеней.
Глаза Джино радостно заблестели, и он рассыпался в благодарностях. Новая гондола была мастерски выстроена.
Поднявшись в первый этаж, они прошли длинный ряд сумрачных комнат и, наконец, очутились в кабинете герцога.
— Теперь ты мне должен оказать особую услугу, — сказал герцог, запирая дверь. — Скажи мне, ты знаешь Джакопо Фронтони?
— Ваша светлость! — вскричал испуганно гондольер.
— Я тебя спрашиваю, знаешь ли ты венецианца Джакопо Фронтони?
— Точно так, ваша светлость!.. Знаю… в лицо…
— Он известен несчастиями, которые преследуют его семью, его отец, кажется, в ссылке в Далмации.