— Ты не говорила бы так, Аннина, если бы видела, как красива и хороша эта девушка. И для чего бы им тогда понадобилось скрываться в тюрьме?
— О, у них нашлись причины бояться далматинцев. И я тебе могу сказать еще больше о тех женщинах, которых ты приняла во вред себе самой. Та, которая называет себя Флориндой, известна, между прочим, как контрабандистка. Она получила в подарок от неаполитанского герцога, дона Камилло, вино с его Калабрийских гор. И вот, искушая мою честность, она предложила мне его купить; она думала, что я решусь помочь ей в надувательстве республики.
— Неужели это правда, Аннина?
— С какой стати я стала бы тебя обманывать? Разве мы с тобой не родные? Несмотря на то, что дела на Лидо мне мешают, часто видеться с тобой, ты не должна сомневаться в моих родственных; чувствах к тебе… Ну, слушай дальше. Я дала знать властям; вино было отобрано, и мнимые благородные дамы должны были скрыться в тот же день. Предполагают, что они собираются бежать из города вместе с их приятелем, распутным доном Камилло. Принужденные скрыться где попало, они поручили тебе известить его, чтобы он мог притти к ним на помощь.
— А ты зачем здесь, Аннина?
— Меня удивляет, почему ты меня не спросила раньше об этом. У дона Камилло есть один гондольер, по имени Джино. Так вот он долго, но безуспешно ухаживал за мной, и вот, когда эта самая Флоринда раскричалась за то, что я донесла на нее властям, — а между тем я сделала то, что обязана делать каждая честная венецианка, — тогда Джино посоветовал своему хозяину схватить меня, отчасти ради мести, отчасти надеясь заставить меня отречься от моей жалобы… Я думаю, ты слышала о смелости и грубости этих господ, когда они бывают обмануты в своих расчетах.
— Но ведь на самом деле существует синьора Пьеполо, Аннина?
— Конечно. Но надо же было этим вероломным женщинам встретиться с такой наивной девушкой, как ты. Лучше бы им иметь дело со мной.
— Они мне говорили о тебе, Аннина.
Аннина посмотрела на свою кузину взглядом змеи, чарующей свою жертву.
— Я уверена, что они не сказали ничего хорошего обо мне! Мне было бы даже неприятно, если бы подобные женщины хорошо обо мне отзывались.
— Да, видно, что они не любят тебя, Аннина.
— Они, может быть, тебе говорили, что я на жалованьи у Совета?
— Именно.
— Нет ничего удивительного. Порочные люди не могут поверить, что другие живут честно. Но я слышу шаги неаполитанца. Вглядись хорошенько в этого развратника, Джельсомина, и ты почувствуешь к нему то же презрение, как и я.
Дверь распахнулась, и вошел дон Камилло Монфорте. Джельсомина поднялась и ждала приближения герцога. Он заметно был поражен ее красотой и скромностью, но, боясь быть обманутым, нахмурился, когда обратился к ней.
— Ты хотела меня видеть?
— Да, я желала бы, благородный синьор. Но… Аннина…
— А, понимаю. Встретившись с другой женщиной, ты переменила свое намерение.
— Да, синьор.
Дон Камилло посмотрел на нее с любопытством и в то же время с сожалением.
— Ты еще слишком молода для подобного ремесла! — сказал он. — Вот тебе деньги, и иди, откуда пришла… Подожди минутку, однако… Знаешь ты эту Аннину?
— Она родная племянница моей матери, ваша светлость.
— Вот достойные сестрицы! Можете обе убираться. Вы мне не нужны. — Послушай, — сказал он тихо и с угрозой, взяв за руку Аннину и отводя ее в сторону. — Ты видишь теперь, что меня надо бояться не меньше, чем твоего Сената. Советую тебе быть осторожной и на деле и особенно на словах: мне доносят о каждом твоем движении, ни одно твое слово не пройдет мимо моих ушей…
Аннина поклонилась и, взяв под руку едва державшуюся на ногах Джельсомину, поспешно вышла с нею из кабинета. Очутившись у гондолы, Джельсомина вздохнула свободнее. Лодочник ждал на ступеньках подъезда. В одну минуту лодка увезла их от места, которое они покидали с радостью, хотя по разным причинам.
В растерянности Джельсомина забыла у дона Камилло свою маску. Как только гондола въехала в Большой канал, она высунулась в окно палатки, чтобы подышать свежим воздухом. Лунный свет падал ей на лицо и освещал ее глаза и щеки, покрывшиеся легким румянцем. Вдруг, она заметила, что гондольер приподнял свою маску и подал ей знак.
— Карло! — хотела она крикнуть, но другой знак заставил ее замолчать.
Джельсомина отошла от окна и, успокоившись немного, обрадовалась, что в такую тяжелую минуту она находилась с человеком, которому вполне доверяла.