Глава III. Тяжёлые будни
Примерно два часа бродила она по ночному парку, пытаясь заглушить невыносимую душевную боль.
Больше всего на свете девушке хотелось снова встретиться со своими родственниками, обняться, поговорить…
Ах! Если бы можно было вернуть то время, когда родные люди были рядом… Люди, готовые в любой момент выслушать, понять, помочь. Ей так не хватало материнского тепла… И никто в мире никогда не сможет заменить тех, кто так горячо её любил и кого любила она, кто был поистине дорог и, к прискорбию, уже не вернётся никогда.
Поздно. Пора идти.
Когда девушка пришла домой, подруга уже спала.
Бесшумно вошла в свою спальню, украшенную серебром луны, и села на кровать. Долго и печально смотрела на звёздное небо и всё думала, думала, думала…
Не в силах удержаться на грани дрёмы, она сорвалась в бездну сна лишь под утро. И снились ей жизнерадостные родственники, приветливо машущие откуда-то издалека. И стоило ей приблизиться к ним, как те тут же растворились во тьме, как кубик сахара в кофе, и вместо них теперь снились разъярённые бурые медведи.
А молодой человек, которому приглянулась таинственная красавица, вообще не собирался засыпать. С содроганием вспоминал её заплаканное лицо, а главное, разговор,— краткий, но душещипательный. И не мог понять, за что с ней так жестоко распорядилась судьба и забрала самое дорогое, что может быть у человека.
Девушка настолько полюбилась ему, что мерещилась до зари, не давая сомкнуть ресницы. И в следующие ночи она являлась ему во снах, светлая-светлая, точно ангелочек с плеча.
После бесплодных раздумий он твёрдо решил: если им ещё когда-нибудь случится встретиться, то сделает для бедняжки всё, чтобы она больше ни в чём не нуждалась и не страдала.
«Да, я простой смертный. Но моя задача — сделать её счастливейшей из людей,— думал он.— Я должен хотя бы попытаться. И, как бы там ни было сегодня, она обязательно найдётся. По-другому и быть не может».
Тихо тянулись дни, безотрадные и тяжёлые…
Уж настала весна.
Так же великолепен был Геленджик, ныне зелёный и буйно цветущий, столь же лазурно небо и море, шикарны аллеи и скверы.
Но из-за беспрерывной тоски юноша не замечал прелестей курорта. От одиночества тоска глодала сердце так, что он не обращал внимания ни на шум машин, ни на людской говор — ни на что. Да и не желал слышать.
Каждый день, возвращаясь с работы, ступал он, охваченный горькими думами, по улицам, в надежде отыскать девушку. Нет, не глазами. Сердцем. Но напрасно. Оно упрямо молчало…
Обеспокоенная печалью сына, мать только и делала, что молилась за него.
А когда понимала, что поиски девушки не дают никаких результатов, бывало, начинала отговаривать его от задуманного.
— Дорогая моя мама,— говорил раз её ненаглядный отпрыск,— ты же знаешь, я привык добиваться поставленных целей,— прекрати говорить то, о чём впоследствии можешь пожалеть. Я в любом случае не отступлюсь от своей затеи. Запомни — переверну город, но найду ту, кого ищу! Ясно?! — И горестно понурился.— Я искал её среди живых, мам… Скажи, она ведь не погибла?..
В ответ мать заключила сына в объятия.
Она вспомнила: в юные годы её покойный друг Володя провожал на самолёт младшую сестру Люсеньку.
Поднимаясь на борт самолёта, Люся не знала, плакать ей или смеяться. Ведь, с одной стороны, она приступит к занятиям в университете и увидится с сокурсниками, а с другой — на неопределённый период разлучается с семьёй.
Володя же дрожащими руками прижимал сестрёнку к себе.
А она клялась, что через полгода прилетит назад…
После много было написано Люсей и отправлено домой подробных посланий, запечатанных сургучом, немало истрачено чернил.
Родные с юмором читали каждое слово и писали Люсе сами.
Прошёл год, а Люся так и не прилетела. Ни единой весточки от неё не приходило.
Вскоре отец с изумлением узнал, что дочь его мертва — её из зависти отравила змеиным ядом так называемая приятельница…
Пришлось обо всём рассказать жене, матери умершей Люси.
И вот тогда раздавленные горем родители условились не сообщать Вове о трагедии, а сослаться на то, что Люся готовится к экзаменам, и отныне ей не до писем. Мало ли к каким последствиям приведёт удар судьбы.
А тем временем Владимир подслушивал за дверями эмоциональный разговор, сопровождавшийся рыданиями матери.
Не помня себя от невыразимого ужаса, обезумевший брат, навек лишившийся единственной сестры, схватил из-под полового ковра украшенный сапфирами стальной кинжал, когда-то спрятанный от папы и мамы, и в порыве переполнявших чувств вонзил по рукоять себе в сердце остриё холодного оружия.
Безутешный двадцатишестилетний Владимир не смог смириться с невосполнимой утратой и убил себя, но лишь ради того, чтоб воссоединиться с покойницей…
— Мам?
От неожиданности мать вздрогнула.
— О чём ты так глубоко задумалась, матушка любимая? На тебе лица нет!
— Я хочу сказать, что горжусь тобой,— ловко уклонилась она от ответа.— Продолжай поиски, сынок, у тебя всё получится. Дай мне обет, что будешь осторожен.
— Мне же уже не двенадцать лет, мама!
— Обещай! — велела мать.
— Да хорошо, хорошо. Обещаю.
— Вот и молодчина.
На этой ноте они разошлись по комнатам. И лишь одна осознавала, насколько важен был их разговор.