— Ну и как? Подхожу по всем параметрам?
— Не знаю, — честно отвечает Ева. — Мы же едва знакомы.
— То есть тебе нормально трахаться со мной, держа в голове мысль, что я маньяк? Тебя это заводит?
— Не злись, пожалуйста.
— А я и не злюсь. Просто жду объяснений. Как я вообще попал в этот список? Может, тебе стоит туда всех своих мужиков занести?
Дима швыряет блокнот на стол, подходит к окну и выуживает из пачки сигарету. Ева осторожно подходит к нему, обнимает и прижимается щекой к мускулистой спине.
— И всё-таки ты злишься.
— Злюсь.
— Почему?
Он и сам не понимает, что его так взбесило. Ева поступила вполне рационально, составив список лиц, которые, по её мнению, выглядят подозрительными. Дима выдувает клубы дыма и кладёт ладонь поверх Евиных рук, обвивших его талию.
— Не знаю, Ев. Правда не знаю. Просто неприятно стало.
— Прости, — она потирается щекой о его кожу, и у Димы по спине бегут мурашки. — Знаю, что выглядит не очень. Ты меня спас, приютил, а я тебя — в список.
— Да всё правильно ты сделала. По каким соображениям кинула туда, не поделишься?
— Нууу… Во-первых, я не совсем понимаю, что ты делал ночью в том месте.
— Это же трасса. В город возвращался после работы. В ту ночь мы задержали пособников террористов.
— И много их?
— До хрена. Некоторые люди — полные отморозки. Уже стольких повязали, а конца и края этому беспределу нет. Ладно, с этим разобрались. Дальше.
— Во-вторых, — продолжает Ева. — Я не доверяю тем, про кого нельзя найти информацию. А тебя словно не существует.
— Я работаю в ФСБ оперативником. Разве странно, что про меня ничего нельзя нарыть?
— Ну теперь-то я знаю, а когда составляла список, была не в курсе.
— Дальше.
— Только не обижайся, ладно?
— Губки дуть не стану, так и быть.
— Хорошо. Значит, в-третьих, меня смутило то, что ты из богатой семьи, а работаешь в полиции.
— Не в полиции.
— Ну тогда-то я не знала! Меня насторожило, что ты принимаешь от родителей дорогие подарки, к тому же не безвозмездно. Вот.
— Странный пункт. Что такого-то?
— Я подумала, что ты продажный мент. А им нельзя доверять.
Дима тушит сигарету в пепельнице, пытаясь сдержать смех, однако у него не получается, и он разражается хохотом.
— Ну вот, — вздыхает Ева, отходя от него. — Так и знала, что будешь смеяться надо мной.
— Не ври. Ты думала, что я включу обиженку, — Дима поворачивается к ней лицом. — Кофе сварила?
— Упс…
— Плохая из тебя Золушка, — Дмитрий усмехается, садится за стол и наблюдает, как Ева суетится у плиты. — Завтрак ты, конечно, тоже не приготовила?
— Сейчас всё будет, не ворчи, начальник.
— Тебе не говорили, что самый лучший способ расположить к себе человека — это вкусно его накормить?
— Я же готовлю.
— Конкретно сейчас ты заставляешь меня сидеть голодным.
— Ну извините, — бормочет Ева и наклоняется, извлекая с нижней полки сковородку.
Диме нравится её подначивать. Даже странно, что Ева не вспылила, не стала перечить, а стремглав кинулась к плите. За эти несколько дней он успел понять, что характер у Евы не сахар. Но сахарных Дима и не любит. А от Евы у него кровь бурлит, если можно так выразиться, и голову рвёт. Сильно зацепила его эта девушка. Бесит временами, конечно, но с ней лучше, чем без неё.
А уж наблюдать, как она наклоняется, оттопыривая пятую точку, или приподнимается на носочки и тянется к полке, позволяя рубашке задраться до максимума и оголить аппетитную попку…
Дима отводит глаза, берёт стакан с водой и залпом выпивает. Не время сейчас пялиться на прелести строптивой журналистки. Они за эти дни и так всю квартиру обтрахали. Пора с этим завязывать, а то совсем крышу сорвёт. И вообще, стоит подыскать Еве жильё. Эта женщина слишком стремительно вошла в Димину жизнь. Живёт с ним, маячит перед глазами полуголая, совращая ежесекундно. Разнюхала про него уже столько, сколько до неё ни одна девушка не знала. Ни одна из тех, с кем Дима спал, не знала про него ровным счётом ничего.
А кто вообще знает о Диме то, что открылось Еве? Только сослуживцы. Даже родители не в курсе, чем именно занимается их сын. Если бы мама узнала, что он обезвреживает террористов и их пособников, то примчалась бы в управление и костьми легла, но сделала бы всё, чтобы Диму уволили. Слишком уж заботливые у него родители. Мать — понятно. Любит без памяти, души не чает в единственном сыне. Ну и отец, конечно, заинтересован в том, чтобы Дима жил долго-долго. Но у папы свой интерес. Не одна любовь там замешана.