— Тихо, тихо, — шепчет он и, обхватывая её затылок свободной рукой, жадно набрасывается на её губы.
Пальцы второй руки играют с клитором через кружевные трусики. Еву резко бросает в жар. Желание вспыхивает, простреливая мозг. И вот Ева уже прогибается в пояснице, всхлипывает, изнемогая от нетерпения, а затем и вовсе подаёт бёдра вперёд, навстречу порочным ласкам.
Она скучала. Нет, не так. Ева сходила без него с ума. Места себе не находила, понимая, что влюбилась в своего похитителя. Она боялась столкнуться с ним, но одновременно жаждала встречи. Ева изголодалась по его наглым прикосновениям, умелым пальцам, потрясающему запаху и напору, с которым Дима каждый раз овладевал ею.
Сопротивляться этой страсти бессмысленно. Они целуются, кусая губы в кровь, и Ева больше не может сдерживать стоны.
— Очуметь ты мокрая, — выдыхает Дима, оторвавшись от её рта. — Горячая.
Он подхватывает её под ягодицы, усаживает рядом с раковиной, раздвигает Евины ноги и оттягивает центральную полоску трусиков в сторону. Пальцы ритмично размазывают влагу и натирают возбуждённый бугорок.
— Охренеть. Ева.
Дима опускается на колени, рывком тянет её бёдра на себя, накрывает губами клитор, ласкает его языком. Ева едва не теряет сознание от ярких вспышек перед глазами и громко стонет. Пальцами одной руки она вцепляется в край столешницы, другой — в Димины волосы.
Он не проделывает никаких извращённых трюков, просто вылизывает клитор. Покусывает его, засасывает и вновь лижет. Не останавливаясь. Не отвлекаясь. Лишь издавая жадные стоны и впиваясь пальцами в Евины бёдра. Её запах сводит его с ума, буквально делает каким-то дебилом невменяемым. В порыве нарастающей страсти Дима готов порвать Еву в клочья.
Стоит ей максимально приблизиться к разрядке, Дима поднимается с колен, расстёгивает брюки и сходу вгоняет член по самые яйца. Еву накрывает оргазмом такой силы, что кажется — мир вокруг рушится. Осколки сознания сползают потом по спине, разносятся диким криком.
Её трясёт. Она орёт и всхлипывает. Возможно даже — плачет. Обнимает Диму обеими руками за шею. Льнёт к нему, пытаясь слиться воедино. Двигает бёдрами навстречу, стараясь поймать бешеный ритм. И растворяется в потоке нахлынувших ощущений.
— Сссука, — шипит Дима и останавливается, но Ева хватает его за задницу и прижимает к себе, давая понять, чтобы продолжал. — Погоди чуток, Ев. Иначе я кончу.
— Давай вместе, — лихорадочно шепчет она.
Стоит ему возобновить движения, Ева вновь взрывается. Выкрикивает его имя и сокращается вокруг члена так сильно, что Дима едва успевает выскользнуть из неё, и горячая струя ударяет ей в левое бедро.
Отдышавшись, Дима отходит чуть вбок, берёт салфетки и протягивает Еве. Она тоже постепенно приходит в себя. Мозг наконец начинает работать, и Ева ужасается произошедшему. Сползает со столешницы, приводит одежду и лицо в порядок, потом с опаской поглядывает на Дмитрия. Чего ждать от него?
— Как ты выследил меня? — спрашивает она, дождавшись, пока Дима умоется. — Или скажешь, что мы случайно столкнулись?
— Случайно. Не за тобой я следил.
— А за кем?
— За Костей. Помнишь его, может. Коллега мой. Бывший.
— Почему бывший?
— Потому что я уволился.
— То есть как? Когда?
— Позавчера.
— Почему?
— Да достало. Что ни делаю — всё плохо. Я им показатели поднимаю, а они мне палки в колёса вставляют.
— Кто — они?
— Начальство у нас поменялось. Борис Викторович в больницу загремел. Вместо него упырь один встал. Временно, но всё же. У нас с ним давняя неприязнь. Непонятно, как скоро Викторович вернётся, да и вернётся ли вообще. Не пройду я комиссию, даже если всем зад подлижу. Да и пресмыкаться не хочется. Короче, в жопу всё это дерьмо.
— Какая комиссия? Что случилось? Мы всего неделю не виделись.
— За неделю многое может измениться. Как ты вообще? Где живёшь?
Ева молчит и прикусывает нижнюю губу.
— Не скажешь, ну ладно. Номер хоть дай. На свидание сходим. На нормальное.
И снова она не отвечает.
— Понял, — Дима усмехается. — Тогда свой оставлю. Захочешь — позвонишь.
— Не захочу. Нам лучше больше не видеться. Мы не можем больше… Ну, ты понимаешь.
— Нашла себе кого-то?
— Да, — чётко произносит Ева и умоляет себя не краснеть.
Дима опирается руками на край раковины, борясь с тошнотой и нарастающим гулом в ушах. Не думал он, что будет так больно. Так хреново. Но правда она часто такая — неприятная.
— А я, значит, перевалочный пункт? — горько усмехается он. — Ну и вали на хер. Невелика потеря.