— О, не думаю, что Кимберли придется проводить телемарофоны по собиранию средств, — ответил Пэкстон.
Никки обдумывала услышанное, бродя по комнате. В ее прошлый визит сюда, это было местом преступления. Сейчас же она была просто поглощена окружавшей ее роскошью.
Хрусталь, гобелены, книжный шкаф в стиле Кента, с резнымы фруктами и цветами…
Она увидела картину, которая ей нравилась, пейзаж с яхтами Рауля Дюфи, и наклонилась чтобы рассмотреть поближе.
Бостонский Музей Изящных Искуств был в десяти минутах хотьбы от ее общежития, когда она училась в Северо-Восточном Университете.
Хотя часы, проведенные там будучи любительницей искусства, и не делали ее экспертом, она узнала некоторые из работ собранных Мэттью Старром.
Они были дорогими, но на ее взгляд, комната была двухэтажным складом случайных вещей.
Импрессионисты висели рядом с полотнами классиков, германские плакаты 30-ых годов терлись бок о бок с итальянскими религиозными триптихами 15-го века.
Она помедлила перед этюдом Джона Сингера Сарджента, одной из ее самых любимых картин — Гвоздика, Лилия, Лилия, Роза.
Хотя это был предварительный набросок маслом, один из многих сделанных Сарджентом перед завершением каждого полотна, она замерла перед знакомыми маленькими девочками, такими восхитительно невинными в своих белых платьицах, зажигающие китайские фонарики в саду в нежном свечении сумерек.
И тут же она удивилась, что этот этюд делает рядом с дорогим, без сомненья, но кричащим полотном маслом и блестками дерзкого Джино Северини.
— У всех виденных мной коллекций была… не знаю, какая-то тема, или общее ощущение, или, что я пытаюсь сказать…
— Вкус? — помог Пэкстон.
Теперь, переступив черту, он мог говорить свободно. И все равно, он понизил голос до шепота и осмотрелся по сторонам, как-будто укрываясь от молний причитающихся за то, что он дурно отзывается о мертвом.
Но дурно отзываться он не перестал.
— Если вы ищите какую-то поэзию или мотив у этой коллекции, вы их не найдете, по причине одного неоспоримого факта. Мэттью был вульгарен. Он не разбирался в исскусстве. Он разбирался в ценах.
Рук подошел к Жаре и сказал — Думаю если поискать можно найти здесь "Собак Играющих в Покер", — что заставило ее рассмеяться.
Даже Пэкстон позволил себе хихикнуть.
Они все замерли, когда входная дверь отворилась и вошла Кимберли Старр.
— Прошу прощения, я опоздала.
Жара и Рук посмотрели на нее с почти не скрываемым недоверием и осуждением.
Ее лицо было припухшим от ботокса или каких-то других косметических инъекций. Краснота и кровоподтеки подчеркивали ненатуральную пухлость губ. На ее лбу и надбровии были розовые выпуклости идущие по следам морщин, которые, казалось, росли на глазах.
Женщина выглядела так, будто упала лицом в осиное гнездо.
— На Лексингтон не работали светофоры. Чертова жара.
— Я оставил документы на столе в кабинете, — сказал Ной Пэкстон.
Он уже держал в руке портфель, а другой рукой открывал дверь.
— У меня много незавершенных дел в офисе. Детектив Жара, если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.
То, как он покрутил глазами за спиной у Кимберли, противоречило теории Жары о том, что молоденькая жена и бухгалтер спят вместе, но она это все же еще проверит.
Кимберли и детектив сели на те же места в гостиной, как и в день убийства.
Рук уклонился от туалетного кресла с высокой спинкой и сел на кушетку рядом с миссис Старр.
Вероятно, чтобы не смотреть на нее, подумала Никки.
У Кимберли изменилось не только лицо.
Она сменила наряд из Талботс на легкое черное платье на бретельках от Эда Харди, украшенное оттиском татуировки красной розы и байкерской повязкой с надписью " Предана Единственному Кого Люблю".
По крайней мере вдова в черном.
Кимберли обратилась к Никки бесцеремонно, словно это было посягательством в ее времяпровождение.
— Ну? Вы говорили, мне нужно на что-то посмотреть?
Жара не стала принимать на свой счет.
Она предпочитала оценивать, а не осуждать.
И по ее оценке выходило, оставив в стороне горестный настрой, Кимберли Старр обращалась с ней как с наемной прислугой. Никки нужно было взять силу в свои руки, и сделать это быстро.
— Почему вы лгали мне о том, где находились в момент убийства вашего мужа, миссис Старр?
Вздутое лицо женщины все еще могло выражать некоторые эмоции, и одной из них был страх.
Никки Жаре это понравилось.
— Что вы имеете в виду? Лгала? Зачем мне лгать?
— Мы перейдем к этому чуть попозже. Но прежде, я хочу знать, где вы были между часом и двумя дня, потому что в кафе Дино-Байт вас не было. Вы солгали.
— Я не лгала. Я была там.
— Вы оставили там сына с няней и ушли. У нас уже есть свидетели. Хотите, чтобы я спросила еще у няни?
— Нет. Это так, я ушла.
— Где вы были, миссис Старр? И на этот раз я бы посоветовала говорить правду.
— Хорошо. Я была с мужчиной. Мне было стыдно вам признаться.
— Расскажите поподробнее. Что значит " с мужчиной"?
— Боже, ну ты и стерва. Я спала с ним, окей? Довольны?
— Как его зовут?
— Вы это серьезно?
Обращенное к ней лицо Никки было неподвижно, но весьма выразительно. Оно ясно показывало, что та спрашивает вполне серьезно.
— И не говорите, что это Барри Гейбл, по его словам вы его бросили.
Она понаблюдала за открывшимся ртом Кимберли.
— Барри Гейбл.
Знаете, тот мужчина, что напал на вас на улице? Про которого вы сказали детективу Очоа, что это должно быть хотел вырвать у вас сумочку, и вы с ним не знакомы.
— У меня был роман на стороне. Мой муж только что умер. Мне было стыдно об этом говорить.
Что ж, раз вы побороли свою стыдливость, Кимберли, расскажите мне об этом втором романе, чтобы я могла проверить ваше алиби.
И, как, надеюсь, вы уже поняли, я действительно проверю.
Кимберли назвала ей имя доктора, Кори Ван Пелдт.
Да, это правда, сказала она, и да, это тот самый доктор, у которого она была этим утром.
Жара велела произнести имя по буквам и записала его себе в блокнот вместе с номером телефона.
По словам Кимберли, они встретились две недели назад, когда она пришла на прием для обсуждения процедур на лице, и между ними возникло это волшебное нечто.
Никки была уверена, что волшебство находилось у доктора в штанах, и это был его кошелек, но она понимала, что вслух этого лучше не говорить. Она надеялась, что у Рука такое же мнение. И раз уж настрой оставался враждебным, Никки решила дожать.
Через несколько минут ей нужно будет, чтобы Кимберли посмотрела фотографии, так что пусть подумает дважды, прежде чем врать, а если и вздумает врать, пусть будет достаточно напугана, чтобы выдать себя.
— Здесь у вас много не так, как выглядит.
— И что это должно означать?
— Ты сама мне расскажи, Лалдомина.
— Простите?
— Или Саманта
— Эй, даже не суйся в это, неа.
— Вау, это клево. Говоришь прям как только что с Лонг Айленда.
Она повернулась к Руку.
— Видишь, что стресс делает с людьми? Сразу слетает вся фальшь.
— Прежде всего, Кимберли Старр это мое законное имя.
— Смена имени не преступление.
— Объясни одну вещь: Почему Саманта? С твоим натуральным цветом волос я больше представляю Тиффани или Кристал.
— Вы легавые всегда любили издеваться над нами, девочками, только за то, что мы пытаемся уцелеть любым доступным путем. Люди делают то, что им приходится делать, понятно?
— Вот для этого мы и беседуем. Чтобы выяснить, кто что сделал.
— Если вы имеете в виду, убила ли я своего мужа… Боже, не могу поверить, что я это сказала… Ответ — нет.
Она подождала от Жары какой-нибудь реакции, но Никки промолчала.
Пусть помучается догадками, решила она.