Уэйн взорвался. Он толкнул ее изо всех сил, и Лонни, оступившись на скользком, поросшем водорослями краю платформы, упала на спину, размахивая руками. Когда ее голова ударилась об угол платформы, раздался ужасный треск.
Девушка скатилась в озеро, и темная вода сомкнулась над ее головой.
Уэйн сейчас же кинулся вперед, чтобы подхватить ее, но Лонни нигде не было видно. Со дна озера поднимались пузыри и запах болотной тины. Уэйн наклонился и в панике пошарил руками под водой. Затем перебежал на другую сторону платформы, взял из каноэ весло и попытался нащупать им дно. Он посмотрел на берега, пытаясь понять, надо ли звать на помощь. «Нет! — подумал он. — С ней все в порядке! Она легонько ударилась и всплывет через несколько секунд!»
— Лонни! — прошептал он. — Где ты? Отзовись!
Темные волны вздыхали вокруг платформы. Уэйн снова сунул руку под воду... и нащупал волосы. Он дернул их вверх. Это был кусок гнилого дерева, обросший зелеными водорослями.
Уэйн хотел прыгнуть в воду и поискать девушку, но решил, что, если вернется мокрым, все на вечеринке узнают о его похождениях. Возможно, Лонни уже доплыла до берега.
— Лонни! — позвал он немного громче. Ему ответили только кузнечики и лягушки.
Уэйн заплакал и начал молиться так, как никогда еще не молился. Тихий голос в его мозгу шептал: «Это была Иезавель, грязная грешница, она получила то, что заслуживает!» Он долго сидел на платформе, трясясь и качая головой.
Спустя час Терри и Элен нашли Уэйна на заднем сиденье «камаро». Его лицо было бледным как мел. «Это от джина», — подумал Терри.
— Где ты был? — спросил Терри, садясь за руль. — Мы искали тебя.
Улыбка сделала лицо Уэйна похожим на череп.
— Просто гулял вокруг. Музыка была слишком громкая.
— Ты познакомился с какой-нибудь симпатичной девушкой?
— Нет.
— Прекрасная вечеринка, правда? — Терри завел двигатель. — Слушай, Уэйн, поскольку я получаю эту стипендию, ты... э-э-э... ничего не расскажешь своему отцу? Учти, я не пил и не курил.
— Нет, не расскажу.
— Вот и прекрасно. — Терри подмигнул Элен. — Это будет нашим маленьким секретом, договорились?
— Да, — согласился Уэйн.
32
Было уже одиннадцать, и Уэйн опаздывал домой. Джимми Джед Фальконер в халате и тапочках, стоя на террасе, вглядывался в темноту.
Он не стал будить Кемми, чтобы жена не беспокоилась зря. Его живот под халатом напоминал барабан, однако желудок продолжал урчать, требуя пищи. «Куда мальчик может запропаститься в такой поздний час?» — гадал проповедник. Он постоял на террасе еще несколько минут, а затем прошел в кухню.
Фальконер открыл холодильник и вытащил кусок черничного пирога, который Эстер, кухарка, приготовила сегодня днем. Налив себе стакан холодного молока, он начал жадно жевать.
Лето почти закончилось. Что это было за восхитительное лето! «Крестовый поход» провел палаточные проповеди в Алабаме, Миссисипи и Луизиане — в больших городах и в мелких городишках, — а в следующем году он доберется и до Техаса, и до Арканзаса. Были куплены хилая радиостанция Файета и издательская компания в Южной Каролине — первый номер «Форварда», журнала «Крестового похода», выйдет в октябре. За лето Уэйн излечил несколько тысяч человек: мальчик стал настоящим оратором и держался на сцене так, словно родился артистом. Когда Уэйн заканчивал свою часть программы с исцелением, тарелки для пожертвования приходили полными до краев. Уэйн был хорошим парнем, но в нем имелась и жилка упрямства. Например, он упорно стремился на летное поле, где стоял его «Бичкрафт Бонанза», и летал на нем без инструктора, выделывая в воздухе сумасшедшие петли и «бочки». Такие шутки пугали Фальконера до смерти: а что, если самолет потерпит аварию? Уэйн был хорошим пилотом, но любил рисковать и, похоже, наслаждался опасностью.
Фальконер отхлебнул молока и проглотил кусок пирога. Да, господа! Это было великолепное лето!
Неожиданно он почувствовал, что левая рука немеет. Странно, в кухне было жарко: он даже начал потеть.
«Понимаешь ли ты, что делаешь, сынок?»
Фальконер замер с очередным куском пирога во рту. Он много раз вспоминал Майскую ночь и вопрос, который готорнская ведьма поставила перед Уэйном. Этот вопрос всплывал в голове, когда Фальконер наблюдал за лицами больных, стоящих в очереди Исцеления и с надеждой протягивающих Уэйну трясущиеся руки. Внезапно черничный пирог приобрел вкус угля. Фальконер бросил вилку и дотронулся до груди в том месте, где ее пронзила острая игла боли. «Вот все и кончилось. Боль ушла. Хорошо», — уговаривал он себя.