Когда он проснулся, в лачугу сквозь дыры в стенах проникали солнечные лучи. Его била лихорадка, и он очень ослаб. Изувеченная рука налилась свинцом. Из раны сочилась желтая жидкость. Он попытался не думать о боли и сконцентрировался на мыслях о Бонни Хейли. Он собирался показать ей Готорн, посмотреть Ламезу и хотел узнать про нее все-все, начиная с самого рождения. Юноша мысленно вспомнил ее лицо, и оно возникло перед его глазами, словно фотография. Он должен вернуться к ней.
Билли вышел из лачуги и остановился как вкопанный.
В трех или четырех милях он увидел облепленное коричневыми холмами большое озеро. Его окружали мотели и рестораны с большими вывесками, которые были видны с автострады, проходящей всего в полумиле от лачуги. По дороге двигались автомобили и бич-багги, а на озере Билли разглядел красный катер, тянущий за собой человека на водных лыжах. Вдоль улиц курортного города, выстроенного на берегу высохшего потока, росли пальмы, махавшие Билли листьями. Вся эта чудесная картина колыхалась в душном мареве, поднимавшемся от земли. Билли замер, ожидая, что все это неожиданно исчезнет, а затем, еле переставляя ноги, направился в сторону миража. На автостраде багги резко вывернули в сторону, чтобы избежать столкновения с каким-то сумасшедшим, вылезшим на шоссе. Билли медленно брел к середине автострады, объезжаемый автомобилями, мотоциклами и багги. На багажниках некоторых машин стояли катера, из окон махали руками дети. Озеро в лучах солнца блестело, словно расплавленное золото.
Билли остановился на середине шоссе и начал хохотать. Он не мог остановиться даже тогда, когда у него заломило челюсти, и он чуть не упал от слабости. Он продолжал смеяться и тогда, когда рядом затормозил патрульный мотоцикл и офицер мексиканской полиции начал что-то кричать.
13. Дом
64
На имя Бонни они арендовали в аэропорту Бирмингема маленький «Гремлин» и под серым позднедекабрьским небом за два часа добрались до Файета. Зима уже началась, и волны холодного ветра кружили опавшие листья. Два дня назад было Рождество.
«Гремлин» проехал мимо большого плаката, пробитого пулями 22 калибра. «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ФАЙЕТ - ДОМ МАЛЕНЬКОГО УЭЙНА ФАЛЬКОНЕРА, ВЕЛИЧАЙШЕГО ЕВАНГЕЛИСТА ЮГА!» Билли заметил, что вторая строка надписи выцвела. Ее не будут обновлять. Теперь домом Уэйна стало тщательно ухоженное кладбище по соседству с владениями Фальконеров. Юношу похоронили рядом с отцом, и на его могиле всегда были живые цветы.
— Я никогда не видела столько холмов, — сказала Бонни. Она заметила, что Билли вздрогнул, когда увидел плакат. — Ламеза плоская, словно блин. Долго нам еще ехать?
— Несколько минут. Готорн сразу же за Файетом.
Под глазами у Билли все еще были заметны темные круги, и ему еще предстояло набрать фунтов пять или шесть, чтобы его лицо округлилось. Он смог ходить без костылей только на прошлой неделе. А еще раньше несколько недель, которые полностью выпали из его жизни, он то приходил в себя, то впадал в беспамятство, борясь с обширной инфекцией. Его раздробленная челюсть зажила очень быстро, как и рука, одетая в толстый гипс. Доктор Хиллберн все время была рядом с ним: врачи не могли понять, почему юноша не погиб в пустыне. Повреждения, полученные им в авиакатастрофе, сами по себе были достаточно серьезными, а заражение, которое он получил из-за рваной раны, должно было покончить с ним стопроцентно.
Доктор Хиллберн промолчала, когда Билли рассказал ей, что он умирал, но его прислали обратно с той стороны: «Люди правы, там так прекрасно». Однако, если доктор Хиллберн не возражает, он еще некоторое время побродит на этом свете.
Доктор Хиллберн улыбнулась и сказала, что ни капельки не возражает.
Позже Билли спросил ее о матери. Доктор Хиллберн подтвердила то, что он уже знал; Рамона Крикмор погибла при пожаре, причина которого неизвестна. Лачуга сгорела полностью.