— Это произошло сразу после того, как ты уехал в Чикаго. Я ехал в машине вместе с отцом. Он... он был сильно пьян. Он часто напивался с тех пор, как умерла мама. Во всяком случае... он ехал слишком быстро, и автомобиль свалился под мост. Я отделался порезами и ушибами, но отец умер еще до того, как приехала «скорая помощь». — Лицо Дюка помрачнело. — А неделю спустя Кой Гренгер пришел ко мне и сказал, что видел моего отца, стоящего на обочине у моста, с которого мы слетели...
— Я сам видел, — тихо сказал Хайрам. — Ясно как день. Так, как вижу тебя.
— Отец... не ушел. — Голос Дюка треснул, а глаза наполнились влагой. — Я видел его, звал, и было похоже, что он пытается мне ответить, но не может... не может произнести ни слова. Его... горло было раздавлено во время аварии, и он задохнулся. Когда я пытался прикоснуться к нему, то почувствовал страшный холод. Потом он исчез, просто растаял в мгновение ока. — Дюк беспомощно взглянул на Бонни, а затем снова обратился к Билли. — К кому еще я мог пойти? Я хотел помочь своему отцу!
— И моя мать освободила его?
— Я попросил ее об этом. — Хайрам выпустил клуб голубого дыма. — Мы все попросили. Она встала рядом с мостом, раскинув руки в стороны, и мы все увидели Ральфа Лейтона своими собственными глазами. — Он стиснул челюсти и проворчал: — Самая непостижимая вещь изо всех, что мне доводилось видеть. И Ральф... Он перенесся, я полагаю. Рамона упала на землю, и ее отнесли домой...
— Моя жена провела с ней всю ночь, — вставил Пил. — Ухаживала за ней.
Дюк рукавом вытер лицо.
— Извини. Я вел себя... как дурак. Я не верил в призраки до тех пор, пока не увидел своего собственного отца, пытающегося позвать меня...
— Чертовское мужество, — сказал Хайрам. — Она сделала это на виду у всех. О, поначалу некоторые смеялись. Но как только все это произошло... никто больше не улыбнулся.
— Тогда я купил у нее эту картину, — сказал Пил. — Она не хотела брать деньги, говорила, что они ей не нужны. Но я настоял. А на следующую ночь... Огонь был такой сильный, а ветер порывистый, что все закончилось раньше, чем мы туда добрались.
— Я ничего не знал. — Билли обвел взглядом всех троих. — Она никогда не писала мне об этом случае.
— Вероятно, она считала, что тебе хватает своих забот. — Хайрам снова раскурил трубку, зажал ее в зубах и уставился в телевизор.
— Я сожалею о том, что произошло с твоим отцом, — сказал Билли Дюку.
— Спасибо. Честно говоря, в последнее время мы с ним не ладили. После окончания школы он отвез меня на призывной пункт в Тускалузе. Так что я не попал в колледж, как хотел. Я попал во Вьетнам — тоже своего рода колледж. Я служил подрывником, но, по-моему, ты это знаешь. Чудесно, а? Я — и подрывник! — Он попробовал улыбнуться, но его глаза были грустными.
— Чудесно? Почему?
Дюк долго смотрел на него.
— Ты... ты что, ничего не знаешь? Ну да, откуда тебе. Я вернулся из Вьетнама в семьдесят первом, с простреленным бедром и Пурпурным Сердцем. Но это все равно продолжало есть меня изнутри... Поэтому я пошел к шерифу и все ему рассказал. Я отсидел один год из положенных двух и вышел недавно, только в октябре. Но я хочу, чтобы ты знал, Билли, — это была не моя идея. Это не я предложил...
— Какая идея?
— Фейерверк, — тихо ответил Дюк. — Я думал, ты знаешь; я думал, все уже знают. Я был среди тех ребят, кто подложил фейерверк в костер. Это... была шутка. Просто шутка. Мы надеялись, что получится красочный салют. Мы надеялись, люди обрадуются. Никто и не думал, что так рванет. Когда мой отец дознался до этого, он быстро сплавил меня военным. Я никогда не забуду ту ночь, Билли. Я плохо сплю. Знаешь, я до сих пор слышу стоны. Билли... ты можешь узнать, остался ли кто-нибудь из них там, на поле? Ты можешь поговорить с ними и помочь?
— Они ушли, — ответил Билли. — Я уверен в этом.
Дюк отрицательно покачал головой.
— Нет, они все еще здесь. — Он открыл глаза и ткнул пальцем в свой лоб. — Они здесь, все до единого. Все, кто погиб в ту ночь. Ты не можешь помочь мне?
— Нет.
— Я так и думал. Я отсидел свой срок и вышел за примерное поведение. Отец хотел, чтобы я уехал на работу в Джорджию. Да... — Он прошел мимо Бонни и снял с вешалки свою шляпу. Это был форменный головной убор работника заправочной станции. — Пойду на работу. Бензин не будет течь сам. Я думал, ты все уже знаешь, Билли. Я действительно так думал.
— Они ушли, — повторил Билли, когда Дюк взялся за дверную ручку. — Тебе больше не нужно хранить в себе их боль.
— Да, конечно, — ответил Дюк. Он открыл дверь — маленький колокольчик весело звякнул у притолоки — и вышел на улицу.