- А тебе? Ты хочешь, чтобы у нас был ребенок?
- Ну, да, наверное. Но не сейчас же.
- А когда?
- Не надо спешить, сейчас надо встать на ноги, пожить для себя, базу для ребенка подготовить...
- Значит, не скоро, - поняла Яна.
- Ну, года через три, четыре...
Яна беззвучно откинулась на подушку и закрыла глаза. По щеке незаметно сползла малюсенькая слеза...
- Вадим, а под одной крышей мы когда будем жить?
- Через год, я думаю, - размышлял Вадим. - Сейчас съемные квартиры дорогие, я один точно не потяну, а если будем платить вдвоем, то на жизнь почти ничего не останется... А что, Кристина возражает против наших встреч в вашей квартире?
- Нет, не возражает, - тихо ответила Яна, обреченно думая о том, что ей стыдно перед сестрой за своего парня, который даже не может содержать их.
"А что будет потом? - размышляла она. - Судя по спокойным ответам Вадима, его все вполне устраивает. Редких встреч ему достаточно, а создавать семью, нести ответственность за двоих он не стремится. Он даже допускает, что они оба будут платить за квартиру. И при этом он спокойно живет с родителями, честолюбивыми мечтами не обременен... А ребенок ему от меня и вовсе не нужен. Он эту мысль сходу отбросил, даже думать об этом не желает... - Горькие мысли наползали, жгли глаза и вытекали горячими мелкими каплями, впитываясь в подушку. - А еще Календулкой называет!.. А помочь мне, видя, как тяжело мне жить в этой жестокой Москве, и не думает!.. Имея квартиру, не хочет пускать меня под одну крышу с родителями... Хоть какая-то была бы экономия! Господи, опять я об экономии, а жить-то когда? Неужели так в нищете и проведу лучшие годы жизни?! А потом ребенок! Он, может, лет через десять будет хорошо зарабатывать... Так что ж мне, только к старости наряды носить? Зачем они мне тогда?!" - молча возмущалась Яна.
Так под горькие мысли, подсоленные слезами, она и заснула.
А Вадим спокойно думал о том, что, придет время, он будет зарабатывать больше, они с Яной поженятся; она еще должна научиться вести хозяйство... "Да, деньги ей буду приносить, а ей предстоит научиться правильно ими распоряжаться... Конечно, сначала будет сложно, она-то привыкла все на себя тратить, а тут питаться надо правильно, технику в дом покупать... Это ей не за шмотками по магазинам бегать, придется одеваться поскромнее... А летом можно на дачу съездить, хотя, конечно, я дачу и сам не люблю. Ну, это еще впереди..." - с такими размеренными мыслями он незаметно провалился в сон. Сон был спокойным и радостным.
Через неделю после возвращения из дома отдыха Вадим пригласил Яну в гости к родителям. По этому поводу в гостиной, она же родительская комната, был накрыт стол. Жареные биточки лоснящейся золотистой горкой возвышались в центре стола. Вокруг, вызывая бурное слюноотделение, красовались маринады и соленья. Хлеб, белым и черным "домино" заполнял хлебницы по углам стола. Жареная картошка, щедро посыпанная зеленью, занимала достойное место рядом с биточками. Тарелочки с разнообразными "нарезками" и салатами с трудом проглядывали сквозь более основательную пищу. Выпивка тоже была простой, но обильной. Матовые запотевшие бутылки "беленькой", с почтением выставленные в центр стола, привлекали взоры, заслонив собою пару скромных бутылок белого болгарского вина, которые явно неуютно чувствовали себя на этом обильном, жирном пиршестве.
Мать Вадима, которую он ласково называл "маманей", с высоты своего значительного роста снисходительно оглядывала хрупкую, почти прозрачную, Яну. В мамане чувствовалась привычка повелевать и оценивать - годы работы заведующей столовой на заводе не прошли даром. А долгое и счастливое для мамани покровительство обожающего ее директора завода, которому маманя частенько сервировала обеденный стол прямо в его рабочем кабинете, сформировало у нее чувство превосходства и снисходительной жалости вот к таким интеллигентным лимитчицам из провинции, которые скорей с голоду помрут, чем будут спать из-за денег с богатым или начальником. Тем большее удовольствие получала она от наглого обвинения этих скромных девчонок во всех смертных грехах, которым подвержена была в недавнем прошлом сама с виду вполне приличная и величавая матрона - маманя.
Стол был накрыт, и гостью с порога пригласили "отобедать". Хорошо хоть, не сказали: "Чем Бог послал".
Маманя села во главе стола, отец Вадима, по-семейному "папаня", сел по левую руку от мамани, а сын с Яной расположились напротив мамани.
Вадим по-хозяйски разлил себе и родителям водочку в маленькие, несколько устаревшие рюмки с маленькими наклейками, подтверждающими, что это настоящий богемский хрусталь.
"Интересно, как они умудрились за столько лет сохранить эти наклейки?" - удивилась Яна, увидев практически родных близнецов тех рюмочек, что стояли в серванте ее родителей и доставались исключительно по праздникам".
А Вадим тем временем специально для своей Календулки открыл бутылочку белого сухого вина и налил его в опять-таки хрустальный бокал Яны. Отец Вадима при этом скривился, словно ему вместо водки предложили валерьянку.
- Ну, мать, выпьем! - некстати высказался он и сразу осекся, наткнувшись на недобрый взгляд жены.
- Давайте выпьем за Яночку, за ее первый, но, надеюсь, не последний приход в наш дом! - делано-радостно улыбнулась она Яне, да так, что даже родной сын не заподозрил маманю в ее полном презрении и моментально вспыхнувшей ненависти к "малолетней простушке", как сходу мысленно окрестила она Календулку.
- За вас! - вежливо ответила Яна, сделав бокалом небольшую дугу, описавшую семейство. Вино было прохладным и мягким, о чем Яна хотела сказать, но случайно перехватила маманин взгляд недовольства и разочарованного сожаления, брошенный на Вадима. Яна поняла, что ее отношения с Вадимом обречены. Сразу словно потухнув изнутри, она уткнулась взглядом в свою пока пустую тарелку, которую Вадим стал наполнять закусками и салатами.
- Вадик, что ты Яночку салатиками кормишь, она и так насквозь светится, - сладким голосом произнесла маманя, с удовольствием хрустнув маленьким огурчиком и попутно блеснула золотой, тоже уже не модной, коронкой. - Положи ей биточек с картошечкой, а то она уже в полуобморочном состоянии от граммульки винца.
Вадим тут же стал "исправлять ошибку", привычно покоряясь маминому голосу.
- За Яну! - радостно поднял папаня вторую рюмку после быстро проглоченного биточка.
- Отец, ты закусывай, закусывай, - недовольно буркнула маманя, быстро наполняя его тарелку жареной картошечкой и салатиком, густо заправленным майонезом. При этом она как бы невзначай переставила блюдо с биточками поближе к Вадиму, куда папане уже было не дотянуться.
- Вадик, ешь биточек, - ласково-жалостливым тоном обратилась она к сыну. - Совсем исхудал с этой своей... работой, - после легкой заминки закончила она фразу.
Яна отрезала от биточка почти микроскопический кусочек, стараясь не захватывать румяный жирный ободочек, и положила его в рот. Язык сразу ощутил жесткое жирное мясо, отчего Яне стало нехорошо. Она затравленно улыбнулась мамане, произнесла: "Очень вкусно!" - и, как в детстве таблетку, проглотила этот так и не прожеванный кусок, который чуть было не пошел у нее обратно. Она судорожно схватила бокал с недопитым вином, так как воды на столе не было вовсе, и быстро забила неприятный жирный вкус, застрявший на языке и в гортани, ароматным вином. Сразу дышать стало легче.
- Надо было всех подождать, - тихо шепнул ей на ухо Вадим, который явно боялся, что Яна совершит какую-нибудь оплошность и не понравится его маме.
"Один - ноль не в мою пользу", - поняла Яна, однако к оставшемуся биточку так и не притронулась. Воспользовавшись тем, что отец в очередной раз наливал в рюмки водку, а маманя, потянувшись к противоположному от Яны концу стола за грибочками, которые, как живые, "выросли" между раздвинувшимися тарелками, Вадим быстро переложил Янин недоеденный биточек к себе на тарелку. То, что Яна не станет доедать биточек, он понял почти сразу, а так как это в семье являлось очень серьезным проступком, просто полным неуважением к мамане, считавшейся в семье непревзойденным ассом кулинарии, то увеличивать счет не в пользу любимой Календулки он не хотел.