Поселившись с Женей в одной комнате, И. Калатозов становится свидетелем его настроений и союзником в его серьезных и шутливых гимназических предприятиях, устраивавшихся часто без ведома отца.
5Гимназия для Жени стала прежде всего местом, где собирается шумный молодой народ. Тут бурлит жизнь куда интересней, чем предполагают наставники.
Здание гимназии во Владикавказе, где учился Е. Б. Вахтангов.
По воскресеньям гимназисты посещают утренние спектакли в городском театре. Становясь старше, слушают концерты заезжих гастролеров, местных любителей и начинают с увлечением пробовать собственные силы, объединяясь в драматические и музыкальные кружки. Женя принимает во всем живейшее участие, проявляет инициативу и изобретательность. Он выполняет обязанность гримера, организатора, певца в хоре, музыканта в оркестре, берет на себя сольную декламацию, исполнение мужских и женских ролей[3] и хлопоты по распространению билетов. У него очень хороший музыкальный слух и отличное чувство ритма. Он играет на рояле, а также на мандолине и балалайке.
Сохранилась программа концерта с пометками Е. Б. Вахтангова. Женя появляется перед публикой в разных ролях восемь раз. Для начала, в первом номере, он нещадно «пилит вторую скрипку» в оркестре (марш Мейербера). Сейчас же затем патетически читает стихотворение «Гладиатор» Чюминой. При словах «да будет проклят!» торжественно воздевает руку. Счастливый, взволнованный аплодисментами, выходит сейчас же в хоре. Поют «Гулялы» Меньковского. В хоре не хватает басов. Они звучат жидковато. И Женя помогает им, силясь пониже осадить ломающийся голос. Через минуту уже играет в квартете мандолин и гитар. Это еще хоть сколько-нибудь напоминает музыку. После антракта играет уже на балалайке и снова берется за скрипку (марш из «Кармен»). Водит смычком «как попало, даже не слушает того, что, собственно, он играет». В другой раз поет в хоре уже тенором и, как прежде, «нахальничает со смычком».
Нужды нет, что все это по-мальчишески озорно, часто смешно… Это доставляет удовольствие. И зрители — свой народ — не осуждают.
Настоящим праздником, серьезным, оставлявшим глубокий след, было для юного Жени посещение драматического театра. Владикавказ часто навещали артисты-гастролеры, кочевавшие по России — «из Вологды в Керчь» и обратно… Среди них особенно популярными среди гимназистов были частые во Владикавказе гости, братья Роберт и Рафаил Адельгейм. По воскресеньям они ставили утренники для учащейся молодежи. Шли «Разбойники» Шиллера, «Гамлет» Шекспира, «Уриэль Акоста» Гуцкова, «Кин, или гений и беспутство» А. Дюма-отца, «Трильби» Ге и другие пьесы, в которых актеры-скитальцы волновали сердца зрителей романтической приподнятостью чувств, всегда немного торжественным и патетическим стилем.
Глядя на вольнолюбивого Карла и коварного Франца, на пламенного Акосту, задумчивого Гамлета, на гениального актера Кина, Женя переносился в иной мир. Этот мир захватывал и обжигал огнем героических переживаний, бурных страстей, смелых мыслей, — он пленял борьбой и неповторимым в обыденной жизни чувством свободы, красоты и благородства. Братья Адельгейм мало заботились об ансамбле: их обычно сопровождали очень слабые актеры; о внешнем оформлении спектаклей также думали мало. Картинный Карл Моор, полный какого-то особого, праздничного самочувствия, расхаживал, не смущаясь, среди убого намалеванных, раскачивающихся от его шагов стен замка или дубов. То же повторялось в точности и с Гамлетом. Но лишь только Гзмлет или Карл начинали говорить, все остальное исчезало. Горячая, наполненная чувством и мыслью речь, темпераментная и отточенная, сверкающая патетическими и задушевными интонациями, в которой тесно словам и просторно мыслям, приковывала к себе все внимание.
Искусство братьев Адельгейм питала их неиссякавшая влюбленность в трагические образы и страстная преданность театру.
Эти актеры-романтики не искали и не могли найти себе постоянного пристанища. Беспокойный дух, ищущий все новых и новых горячих встреч с зрителем, — при очень ограниченном гастрольном репертуаре — гнал их по долгому и тяжелому пути из города в город, из края в край. И было в этих странствиях, как и в трагических образах их героев, нечто, роднившее их с другими актерами-скитальцами — Ивановым-Козельским, Андреевым-Бурлаком, В. Ф. Комиссаржевской, Орленевым. Это было стихийное свободолюбие и героический порыв, искавший выхода в искусстве, в живом общении с народной массой.