Любительские спектакли стали одной из открытых форм живого общения молодых людей. Но не только это подтолкнуло Евгения к режиссуре.
Праздником, обогащающим душу, оставляющим глубокий след, становится для Евгения посещение драматического театра. Владикавказ часто навещали артисты-гастролеры, кочевавшие по России — «из Вологды в Керчь» и обратно. Среди них особенно популярными у гимназистов были частые во Владикавказе гости братья Роберт и Рафаил Адельгейм. По воскресеньям они ставили утренники для учащейся молодежи. Шли «Разбойники» Шиллера, «Гамлет» Шекспира, «Уриэль Акоста» Гуцкова, «Кин, или Гений и беспутство» А. Дюма-отца, «Трильби» Ге и другие пьесы, в которых актеры-скитальцы волновали сердца зрителей романтической приподнятостью чувств, всегда немного торжественным и патетическим стилем.
Глядя на вольнолюбивого Карла и коварного Франца, на пламенного Акосту, задумчивого Гамлета, на гениального актера Кина, Женя переносится в иной мир. Этот мир захватывает и обжигает огнем героических переживаний, бурных страстей, смелых мыслей, он пленяет борьбой и неповторимым в обыденной жизни чувством свободы, красоты и благородства. Братья Адельгейм мало заботились об ансамбле: их обычно сопровождали очень слабые актеры; о внешнем оформлении спектаклей также думали мало. Картинный Карл Моор, полный какого-то особого, праздничного самочувствия, расхаживал, не смущаясь, среди убого намалеванных, раскачивающихся от его шагов стен замка или дубов. То же повторялось в точности и с Гамлетом. Но лишь только Гамлет или Карл начинают говорить, все остальное исчезает. Горячая, наполненная чувством и мыслью речь, темпераментная и отточенная, сверкающая патетическими и задушевными интонациями, речь, в которой тесно словам и просторно мыслям, приковывает к себе все внимание.
Искусство братьев Адельгейм питала их неиссякавшая влюбленность в трагические образы и страстная преданность театру.
Они избрали романтический пафос чувств, облагораживающих человека и хотя бы иллюзорно освобождающих его от повседневности и рутины.
Евгений тоже воспринимал жизнь как всемирную человеческую трагедию, как постоянную вынужденную борьбу, как непрерывный бой духа свободолюбия с силами угнетения, уродующими отношения между людьми и лишающими человека счастья…
Драматические настроения Евгения приобретали на сцене разнообразные реальные очертания. Когда Гамлет обращался к своей совести, к своему разуму и воле с вопросом «Быть или не быть?.. Сносить ли удары стрел враждующей фортуны, или восстать противу моря бедствий?..», гимназист Вахтангов видел в этом себя и свои беды…
Когда Кручинина, героиня «Без вины виноватых», боролась за свои права артистки, то есть прежде всего за свои человеческие права, юный Вахтангов снова видел в этом себя.
Когда Чацкий с гневом спрашивал: «А судьи кто?.. За древностию лет к свободной жизни их вражда непримирима…» — молодой Вахтангов повторял эти слова как свои и готов был сказать вслед за Чацким: «Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок! — Карету мне! Карету!»
В каждой пьесе он искал и находил что-нибудь близкое, волнующее, переносил себя в возвышенный мир художественных образов. В этом великая, притягивающая сила театра.
И другая его волшебная сила открылась Вахтангову еще в юности: театр стал для него своеобразным изучением действительности, наглядным раскрытием ее подспудных, тайных течений и конфликтов, открытой ареной борьбы различных человеческих характеров и мировоззрений.
И, наконец, что оказалось едва ли не самым важным для Евгения, что больше всего притягивало его к театру, это сила непосредственного, самого живого воздействия на множество присутствующих. Театр с открытой душой обращался одновременно к массе людей, он всегда рвался через рампу к зрителям, объединял их и зажигал своим огнем, заражал возвышенными страстями, увлекал раздумьями, будоражил, будил, звал, поднимал зрителей на борьбу за человеческое достоинство…
И Евгений очень скоро начинает включать свои любительские театральные опыты в круг юношеских сражений, которые он затевал по разным поводам.
Отец хотел видеть в своем наследнике будущего руководителя фабрики, извлекающего из нее золото. Сын однажды ответил: в таком случае я превращу фабрику в театр. Его манило совсем иное «золото», совсем иное богатство. И он хотел быть щедрым. Баграт Вахтангов не в состоянии был понять, как много серьезных раздумий и надежд вложил Евгений в это дерзкое, «сумасшедшее» заявление. Раздумий над ненавистной ему уродливой судьбой и страшной ролью отца, изуродовавшего жизнь себе и всем, кто от него зависит. Надежд на то, что незаурядные силы, которые Евгений почувствовал в себе, он сумеет (не плохо бы померяться с отцом) отдать горячей борьбе за иное, человеческое существование.
А пока сын упрямо преподносил отцу сюрпризы. По инициативе Евгения для рабочих фабрики был устроен спектакль. Сам он был не только режиссером, но и гримером и костюмером. Помогали ему товарищи по гимназии. Спектакль был дан без разрешения гимназического начальства. Женю привлекли к ответственности. Вызвали отца. Женя был наказан шестичасовым сидением в карцере.
В другой раз Женя попросил у отца денег и, не получив их, достал взаймы двадцать пять рублей у Калатозова. Оказалось, что деньги нужны для устройства спектакля «Дети Ванюшина» Найденова. Спектакль состоялся в цирке напротив фабрики. Сто двадцать билетов были розданы бесплатно по цехам. Рабочие смотрели драму о расколе в купеческой семье между отцом и его детьми, молодыми интеллигентами.
Так замыкается первый, юношеский круг пережитого, увлечений и ученичества в жизни девятнадцатилетнего Вахтангова — формально окончанием весной 1903 года Владикавказской гимназии.
Но он еще не выбрал, к чему приложить свои силы. Окружающий мир стоит перед Евгением полный неразрешимых загадок, зовет к действию, манит и тревожит неизвестностью. Где найти в нем точку опоры?