— Вообще-то Лео пригласил меня в театр. На семь вечера. А до этого я планировала шопинг с полной выкладкой. Я могу, конечно, никуда не ходить, но представь, как я в таком случае буду к тебе относиться.
— Счастливая… — отвлеклась я от сущего. — По театрам ходишь. А меня вот только на картошку приглашают. Иногда.
— Не умаляй, — проскрипела Бронька, — знаем мы твоих купидонов… Чего надо-то?
— Свершилось убийство, подруга, — траурным голосом сообщила я, — и я в нем по уши. Кто-то из наших соседей по даче имеет весьма серьезные планы. Я не верю милиции. Помоги мне, Бронька. Нужно понаблюдать за этими гавриками. Один из них сегодня ночью прибил Розенфельд.
— М-да? — пожевала Бронька. — Если я правильно понимаю, убивала не ты?
— Очень правильно, — подтвердила я. — Ты чрезвычайно догадлива. Я могу на тебя положиться?
Возникла вынужденная гастрономическая пауза — Бронька прикончила первую кофейную дозу и не спеша варила новую. Опять застучал фарфор о фарфор.
— То есть ты предлагаешь содержательно провести выходной день?
— Будет весело, — не очень уверенно пообещала я.
— А как у тебя с деньгами? — задала Бронька больной и предательский вопрос.
Я не нашлась что ответить. Отвечать на такие вопросы с некоторых пор позволительно только матом.
— Хорошо, спросим иначе, — невозмутимо тянула подруга. — Какие сигареты ты куришь в данный момент?
— «Дукат»… — Я принялась неудержимо краснеть. Хорошо, не видит за пять кварталов.
— Ох горе ты мое луковое… — завела каприччио Бронька. — Да откуда же ты на мою голову… Ладно, разбогатеешь, с первого миллиона отдашь. Значит, так, подруга. Сейчас начало девятого. У нас в активе меньше двух часов. Не будут твои убийцы дрыхнуть до одиннадцати. Слушай сюда команду. — Бронькин голос отвердел, обретя начальственные нотки. — У тебя в запасе двадцать минут. Пять на сборы, остальные на дорогу. Никакого макияжа. Без пяти полдевятого ты стоишь как штык, с мобилой на пузе, у театра-студии «Николаевские задворки», я имею в виду заднее крыльцо, а не парадный вход… А то хватит у тебя ума — попрешься и будешь там билетики спрашивать.
Пояснений не требовалось — только нарываться.
— Форма одежды? — несмело полюбопытствовала я.
— Желательно серая.
Через двадцать минут я стояла, словно проститутка у отеля, у снабженной кодовым замком двери во глубине облетевшего сада и с удивлением рассматривала облезлые стены известного в прошлом кинотеатра. С фасада он выглядел несколько иначе. Что-то мне это навеяло… Уж не аналогию ли с кровавым преступником, чье поганое нутро позволяет убивать людей пачками, не особо интересуясь их мнением? Тоже, наверное, с фасада неплохо смотрится…
Бронькин «кефир» опоздал на три минуты. Вломился на аллею, разметав листву, словно маленький тайфун, остановился в трех миллиметрах от моего колена. Выглядела Бронька, не в пример позавчерашнему, сногсшибательно. Никакой рыжей волосни, алых юбок или разухабистых куртофанчиков. Модный свингер до колен, шевелюра взбита и украшена крохотным беретиком, а на носу круглые очки в золотой оправе.
— Зашибись, — только успела я вымолвить, а она уже выскочила из машины, схватила меня за локоть и потащила к двери. Отбив код, распахнула и затолкала внутрь — в какой-то неприятно ароматизированный тамбур.
— А позволь поинтересоваться… — пискнула я.
— Хрен тебе, — отрубила Бронька и потащила меня в узкий коридор, на удивление заполненный народом…
С этого часа и вплоть до позднего вечера я двигалась в какой-то пелене, и мозги мои работали в ней же. Закулисы театра, невзирая на выходной день, оказались плотно напичканы двуногими. Ну точно, осенило мой измученный мозг, утренний спектакль, в одиннадцать. Начинается аврал. Какое-нибудь детское шоу с переизбытком Красных Шапочек и Серых волчищ с добрыми глазками. Однако костюмы на театральных работниках были почему-то взрослые, если не сказать — военные: старинные кивера, аксельбанты, ботфорты, обшитая галунами суконка. «Ах, верно, — второй раз осенило мой измученный мозг. — У них же мюзикл! Жутко популярный. Какая-то замороченная смесь «Войны и мира» с «Иронией судьбы» Рязанова — причем, по отзывам присутствующих, вполне ничего». Население валом валит, одна лишь Косичкина чего-то телится, ждет, пока пригласят, поскольку одной или с мамой неохота. А некому Косичкину пригласить, ее, как известно, на картошку-то со скрипом приглашают…
— В семь вечера я должна повторно войти в это здание. Но с обратной стороны, — информировала Бронька, пробиваясь грудью через усатых гренадеров. — Если не войду, Косичкина, это будет целиком на твоей совести и тогда мне придется выходить замуж не за Лео, а за тебя, что было бы целиком неправильно…