— Девушка, мне колечко за три и шесть у.е. можно посмотреть? — бархатистым (как витрина) голоском проворковала Сургачева.
«Руками не смотрят», — хотела я вякнуть, но только фыркнула. Сургачева опять покосилась в мою сторону. Ладно, живи, Сургачева. Я демонстративно развернулась и пошла прочь. Но из поля зрения ее не выпускала. «Приценившись» к колечку, Сургачева отправилась в парфюмерию, где и оторвалась за все обиды. Перенюхала десяток дезодорантов — меня так и подмывало подойти и понюхать из ее рук. Но это уже чересчур. Видимо, она почувствовала спиной мой неприязненный взгляд — начала исподтишка озираться. Я задвинулась за колонну. А когда высунула нос, она уже рылась в кошельке у кассы, выискивая бумажку максимального в стране достоинства. Бросив в сумку два крошечных бутылечка, Сургачева повторно глянула на часы и отправилась по другим отделам. Шикарно я проводила время! Таскалась за ней привязанным козленком и даже привлекла внимание дюжего охранника с дубинкой марки «Аргумент», подпирающего киоск с видеозаписями. На мое счастье, ему лень было отрываться от киоска, иначе я бы точно упустила Сургачеву. А соседка по даче тем временем отправилась на второй этаж, на третий, приобрела перчатки из мягкой кожи, со вкусом подкрепилась в кафетерии (я болталась у тумбы «культпросвета», из последних сил изображая распространительницу), после чего неохотно начала продвижение к выходу. Без пяти три!.. На улице кардинально изменились погодные условия. Небо потемнело, обложив город угрюмыми, косматыми тучами. Моросил дождь, но он не смутил Сургачеву. Из ничего сделав зонтик, она поцокала по Вокзальной, в сторону отеля-высотки. Я накинула капюшон и побежала к Эдику.
«Напарник» сидел, нахохлясь, утонув в кресле, и изучал желтую прессу.
— Эдик, ласточка, ну хочешь, я тебе тарантеллу спою, чтобы ты не дулся на меня? — заявила я, падая рядом с ним.
Эдик аккуратно сложил газету:
— Тарантеллу не поют, а пляшут, уважаемая писательница. Это итальянский народный танец, сопровождаемый боем бубнов и кастаньет. Говорят, помогает излечиться от укусов тарантула.
— Какой ты умный, Эдик… Хочешь, я тебе спляшу тарантеллу?
— Да ну тебя, — он улыбнулся. — Куда едем-то?
— А вон она, — я ткнула пальцем в еле видимую Сургачеву. — Догоняй злодейку. Добьем, чего уж там…
Протяжно запищал мобильник.
— Вас внимательно… — давно мы что-то с Брониславой не трещали.
— Слушай, а в этом энергетическом бандите что-то есть, — задумчиво изрекла Бронька.
— Ты не из его постели звонишь? — поинтересовалась я.
— Пока нет, — Бронька многозначительно похмыкала, — но он активно производит впечатление. Послушай, а какова вероятность, что именно этот стручок поубивал всех ваших?
— Двадцать процентов, — не подумав, ляпнула я. Потом подумала, поправилась: — А то и двадцать пять. Не могу представить Рябинину по горло в крови.
— Ага, — намотала на ус Бронька. — Ну что ж, процент обнадеживает.
— Я тебе больше скажу, Бронь. Пусть Марышев убийца, но он не маньяк. Ты можешь смело затащить его в постель, не боясь быть убитой ножом для колки льда, поскольку ему нечего с тебя поиметь.
— Совсем хорошо, — обрадовалась приятельница. — Ну пока, перезвоню.
— И это все, что ты хочешь сообщить?