— Ну-у-у!
Попятился от удивления, затем, выставив рога, Макар пырнул соперника всей своей мощью — во все стороны брызнули зеркальные осколки.
Платон Нужаев привез домой не менее двадцати пяти пудов пшеницы, но разгружать не стал — оставил воз во дворе, чтобы поутру поехать в село Тургенево на паровую мельницу: обмолоть зерно или обменять на муку. Поднялся с первыми петухами.
— Переночуешь там или домой вернешься? — спросила Матрена.
Платон пожал плечами: мол, там видно будет. Положил в телегу мешок с овсом, запряг лошадь и поехал. Не прошло и часу, как из города явился офицер с шестью солдатами. Спросил на улице у Палаги, где проживает Платон Нужаев. Смекнула Палага: «Видать, соседа в тюрьму забрать хотят». И сказала:
— На другой конец села идите — там Нужаевы.
— Покажи нам.
— Мне некогда, дочурка моя покажет…
А едва солдаты окрылись из глаз, со всех ног бросилась к Нужаевым, сказала, чтобы Платон на время не показывался в селе — его арестовать хотят. Надо бы предупредить его.
Решили послать вослед Платону Андрея: предупредить отца и привезти обратно воз с мукой.
Вернулся Андрей вечером с пустыми руками — лицо бледное, губы дрожат, — сказал, что отца арестовали на мельнице; не иначе как кто-то выдал его; повезли в Алатырскую тюрьму — за самоуправство в барском поместье…
Под вечер вернулась в Алово Евгения Ивановна Люстрицкая с ребенком. Велела возчику остановиться у ворот новой школы, что на Полевом конце. Навстречу ей вышел хромоногий мужик в солдатских шароварах и гимнастерке — школьный сторож Меркул Вармалов. Евгения Ивановна представилась и сказала:
— Я знаю, тут у вас комнаты есть пустые, помоги перетащить вещички.
Но сторож сказал, что сперва надо спросить разрешения у Аники Северьяновича.
— Ступай спроси да вызови его сюда.
Ковров не заставил себя долго ждать. Евгения Ивановна по гимназической привычке сделала ему реверанс и протянула вчетверо сложенную бумажку.
— Ах, вон оно что-о… — протянул Аника Северьянович, прочитав бумагу. — Стало быть, к нам… И протекция солидная: родная сестра заместителя уездного комиссара Временного правительства.
— Но мой брат совершенно ни при чем.
— Знаю, знаю… Добро пожаловать, Евгения Ивановна. Меркул, помоги учительнице. Я рад, в нашем полку прибыло.
Узнав о приезде дочери, попадья со всех ног бросилась к ней. А поздно вечером отец Иван спросил у жены:
— Не призналась, от кого родила?
— Нет. Ребеночка Велемиром звать.
— Экое имя… Такого, поди, и в святцах нет. Крестила?
— Не сказала.
— Характер у ней твердый.
— У самого такой же.
Вскоре из дому отца Ивана начало пропадать добро.
— Грипа, куда девался стол из спальни?
— Не заметила, куда пошел. У него ведь, известно, четыре ноги. Куда ему надо, туда и пойдет.
— Хорошо бы, хоть один пошел, а то ведь и два венских стула вместе с ним ушли…
Не только сама попадья, попова кухарка Поля в день по нескольку раз бегала с узлами к «несчастной Жене». Вскоре по всему Алову пошла о новой учительнице добрая молва. Говорили, между прочим, будто пострадала она от злых людей. И сердобольные бабы со всех сторон тащили ей парное молоко — и утром, и вечером, — не во что было освобождать кринки.
Как-то вечером забежала в гости другая аловская учительница — Елена Павловна.
Говорили о разном: о школьных делах, о сестре Елены Павловны — Нинке, которая была замужем за Александром Люстрицким, вспомнили, что Нинка была отчаянная — приглянулся ей Александр, и пошла она за ним, никого не спросясь… Правда, к Александру Елена Павловна была настроена недружески: конечно, и ему пришлось в свое время претерпеть, но сейчас… сейчас его будто подменили…
— Не по той дорожке идет он, — заключила Елена Павловна.
— Почему не по той? Он ведь против царя был.
— Ах, милая Женя, ничегошеньки ты пока не понимаешь…
И Елена Павловна страстно заговорила о том, что многих волновало в Алове: царя больше нет, но и толку от этого — тоже нет. Правы были мужики, когда разграбили усадьбу Панова, поделили его землю — ее надо отдать тем, кто на ней трудится. Но ведь после этого раздела по приказу самого Александра Люстрицкого арестовано много мужиков. Взять хотя бы Платона Нужаева… Всю жизнь был он в нужде со своим семейством. Но всегда за правду стоял. И вот теперь его посадили в тюрьму…
— Думаю, сверху виднее, — тихо сказала Евгения Ивановна, подходя к люльке, чтобы успокоить проснувшегося сына. — Вы ведь с ним разных партийных взглядов… Вы уверены, что правы?