— Путь тебе добрый.
Андрей хотел поцеловать ее, но постеснялся Герасима.
С конца перрона крикнули:
— По вагонам!
Затараторили колеса по рельсам. И глядя в распахнутую до отказа дверь товарного двухосного вагона, Герасим запел:
Новобранцы подхватили:
Проплывали мимо незнакомые деревни, укутанные в сады. Из садов тянуло яблочным духом, и Андрей вспомнил, что в детстве любил ночевать с отцом в шалаше, где лежали ароматные падалицы. Когда-то у них в избе жила Веронка, беженка. Она умела готовить из падалиц вкусное варенье — на свекольном сиропе. Веронка уехала в родные края два года тому. Добралась ли она до дома?..
Воспоминания о далеком детстве тянулись цепочкой; один далекий образ тянул за собой другой: вспомнился день, когда он, Андрей, впервые сам, без посторонней помощи, перебрался с печки на полати — сколько радости было!..
Приятно было ходить в лес за грибами, походя пинать поганки, воображая, что мухоморы — нарядные сынки богатеев.
Приятно было сидеть по весне под своими окнами и лакомиться нежными ивовыми сережками, что совсем недавно вылезли из почек. Выбегала из дому мать, отбирала ивовую ветку.
— Ты зачем эту гадость ешь? В брюхе зеленые червяки заведутся!
По весне погреб забивали снегом, который сохранялся до середины лета. Снег потихоньку подтаивал, и вода выходила из него по деревянной лунке в неглубокий колодец. Андрея заставляли вычерпывать из колодца воду. Он выливал ведро за ведром, смотрел, как образуется ручей, тянется все дальше и дальше, тревожа стебли травы, которые вздрагивают, словно кошачьи уши.
Жалко, что не свиделся с братом Семеном. Тот приехал совсем недавно в Симбирск, на работу в губчека. А домой так и не завернул. Старший брат Куприян как в воду канул. Живой ли?
Колеса вагона весело постукивали, напоминая топот копыт, будто резвые парнишки ехали в ночное. Конница, наверное, скачет так же весело…
Богатство женского монастыря таяло с каждым днем; а тут еще сел на шею монастырскому хозяйству отряд Люстрицкого, которому игуменья вызвалась помогать, — каждый день приходят из отряда посыльные, тащат из оскудевших кладовых последние крохи. И часто, вздыхая, сетовала игуменья сестрам на смутные времена:
— На землю многогрешную антихрист пришел. Враг силен, коварен, зол, многоречив и многолик. Страшные часы настали, о помощи вопиет к нам всевышний…
А когда сестры жаловались на поборы Люстрицкого, отвечала:
— Антихрист в огненном кольце. Оно то суживается, то снова расширяется. В его же сатанинском логове нам надо разжечь костры священного сопротивления.
Все чаще вспоминала сестра Виктория родное Алово, подумывала, не поступить ли точно так, как многие сестры, — тайно уйти за монастырские стены и больше не возвращаться. Однажды осторожно повела об этом речь с игуменьей и удивилась, когда та пошла ей навстречу…
Как-то вечером, — уже смеркалось, — из отряда пришли трое. В одном из них Катя узнала Вениамина Нужаева. Почти до ночи проговорили они в монастырском саду. И когда прощались, Вениамин сказал:
— Завтра весь отряд к Алову уходит. Не хотят мужики в чужих местах обитать — домой тянет. Я тоже пойду, а потом утеку.
— Я тоже домой поеду.
— А как же…
— Я уже все решила, — твердо сказала Катя. — Домой поеду. С игуменьей вчера говорила: она не против, если уйду. Кое-чего из своего добра мне пообещала. Я, конечно, возьму. Все равно ведь по ветру полетит. Старуха еле жива, не сегодня завтра преставится.
По белой монастырской стене черной слезинкой скатилась тень последнего листка, упавшего с кривой березки.