Когда луна выскользнула из-за облаков, они похоронили эмира, разровняв почву и завалив камнями могилу под кустом багряника. Всхлипывая, Валентина заторопилась обратно в покои Рамифа и бросилась на постель, на которой отошел старик в мир иной.
Белая пантера вскочила на кровать, лизнула девушку в щеку и громко заурчала, требуя к себе внимания. Валентина ласково погладила ее по шелковистой голове и, обхватив малышку, зарыдала еще громче.
Как жаль, что похороны стали тайными! Ра-миф, один из достойнейших правителей Напура, заслужил почитания и горестных слез своих подданных и пышной похоронной церемонии, соответствующей его положению. Но таково было желание самого эмира, и она обещала ему сделать все именно так. Перед смертью старик предупреждал, что по его настоянию вступает она на опасный путь: нелегко скрыть смерть правителя Напура.
– Прекращение войны между христианами и мусульманами неизбежно, – говорил он, с мольбой глядя на нее глазами, затянутыми белой пленкой. – Спаси Напур от Хомеда, этого жестокосердного сына, рождением которого Аллах решил проклясть меня! Когда будет подписано перемирие, отправляйся к Малику эн-Насру. Он поможет тебе, потому как тогда окажется свободен от трудностей ведения войны и в его силах будет защитить Напур от бесчинств Хомеда.
Могла ли она отказать благородному человеку в его последней просьбе, тем более, что понимала: иного выхода на самом деле нет! Даже сам Саладин не посмел бы отрицать, что Хомед имеет право на трон.
Умирая, Рамиф умолял ее ради него самого и народа Напура сделать так, чтобы не стал его сын правителем процветающих владений и не привел их в запустение. Когда же перемирие будет подписано, Саладин назначит регента – имея на то полное право! – для наблюдения за Хомедом с тем, чтобы Напур не пострадал от его деспотической власти. Но предводитель мусульман не пожелает наживать себе нового врага в лице Хомеда, пока не закончена война.
– Ждать тебе придется недолго. Через год, самое большее два, будет подписано перемирие! Хомед был изгнан из Напура и не посмеет вернуться, а люди во дворце опасаются его возвращения так же, как и я. Они не станут задавать вопросов.
И Валентина была вынуждена поклясться Ра-мифу, что станет скрывать его смерть, пока не заключат мир или хотя бы не объявят перемирие враждующие стороны, ведущие войну.
Три дня она провела в одиночестве, проливая то слезы печали, то слезы гнева – Аллах взял к себе единственного человека, которого она по-настоящему полюбила в этом чуждом для нее мире!
На четвертый день девушка облачилась в белый халат и темно-синюю тунику, голову обернула куском синей ткани и поверх нее надела белый тюрбан. К тюрбану она приколола булавку с синим сапфиром – Рамиф подарил ей это украшение, сказав, что драгоценный камень прекрасно сочетается с цветом ее глаз.
Во дворе Валентину уже ждал Ахмар. Он сидел верхом на великолепной чалой лошади, держа в поводу белого арабского скакуна, одного из тех, которых девушка выторговала у Саладина.
– Как ты догадался, что я собираюсь проехаться верхом, Ахмар?
– Это все Розалан! – последовал ответ. – Она решила, тебе потребуется охрана. Но, госпожа, в конюшнях эмира не нашлось дамского седла! Если пожелаешь, я запрягу повозку… – по выражению глаз Валентины евнух понял, что сказал лишнее.
– Откуда ты знаешь, что существуют дамские седла? – сурово спросила Валентина. – Ты сомневаешься, что я смогу ехать верхом? Говори правду, Ахмар! Почему ты решил, что мне понадобится дамское седло? Я ничего не знаю о таких седлах!
– Ты не веришь, госпожа, что человек христианской крови может обо всем догадаться, увидев собрата?
– Кто тебе сказал? – с ужасом спросила Валентина. – Розалан?
– Нет, Розалан ничего мне не говорила. Клянусь своей жизнью, она тут ни при чем. Прости меня, госпожа, но вчера я наблюдал за тобой, когда ты сидела одна в уединенном садике рядом с кустом багряника. Ты долго не двигалась, и я колебался, не зная, можно ли мне прервать твои размышления. Когда же ты собралась уходить, я увидел, как коснулась твоя рука сначала лба, потом груди и поочередно каждого плеча. Однажды мать показала мне, что именно так мой отец молился своему Богу. Она сказала, это знак распятия.
Страх охватил Валентину, и Ахмар это заметил.
– Не бойся, госпожа. Только я один видел это, и никто больше.
– Теперь ты знаешь, что я христианка и никогда не ездила на коне без дамского седла, и что же собираешься делать? – с вызовом бросила она молодому человеку, стараясь рассмотреть хоть какой-либо знак, который выдал бы его намерения.
– Я собираюсь оставить в тайне твое вероисповедание. Что же касается дамского седла… так я научу тебя обходиться без него.
Валентина улыбнулась, несмотря на все свои ужаснейшие переживания. Ей все больше нравился Ахмар. С каждой встречей она открывала в нем новые достоинства.
– И как же мусульманки ездят верхом, Ахмар?
– Они не ездят верхом. Их всегда сажают на верблюдов или возят в повозках. Правда, чаще всего они идут пешком позади мужчин.
– Значит, я стану первой! Пусть мои враги делают, что хотят, но я буду ездить верхом!
Ахмар спрыгнул со своего коня и помог девушке взобраться на арабского скакуна. Валентина испытала странное чувство.
– Теперь я понимаю, почему мужчины любят ездить верхом, в отличие от нас, женщин! – она нахмурилась. – Когда сидишь на коне вот так, обе ноги по разные стороны спины скакуна, обретаешь особое чувство безопасности.
– Вот ты и раскрыла наш секрет! – весело заметил Ахмар, поднимаясь на своего коня. – Держи этот секрет при себе, госпожа! Мы, мужчины, не хотим, чтобы женщины состязались с нами в умении скакать верхом! Того и гляди, обойдут нас!
– Поехали, Ахмар! – Валентина решила бросить ему вызов. – Я прискачу раньше тебя к зернохранилищам!
Она пришпорила коня и помчалась впереди Ахмара, не подозревая, что лошадь евнуха вскоре потеряет подкову и он остановится, чтобы привязать своего скакуна к дереву.
Ахмар бегом бросился в конюшню за новой лошадью, не сомневаясь, что с Валентиной ничего не случится, пока она скачет через луга и поля. Он был так в этом уверен, что не заметил, как одинокий всадник пустился следом за прекрасной наездницей.
Валентина радостно смеялась, ветер бил ей в лицо, отбрасывая назад волосы. Она догадывалась, что уже обогнала Ахмара на порядочное расстояние, как вдруг ее конь остановился, чья-то крепкая рука ухватила поводья, и Валентина чуть не потеряла равновесие. У нее перехватило дыхание, когда она увидела… сарацина, похитившего в Мессине придворную даму вместо королевы. Губы девушки задрожали, слезы выступили на глазах.
Они были одни. Легкое прикосновение его руки показалось ей обжигающим.
– Пожалуйста, – хриплым шепотом попросила она, – ты должен мне сказать, кто ты такой, и…
Смеющиеся темные глаза смотрели на нее, заглядывая в самую глубину синих очей и души.
– Допустим, я человек, покоренный твоей красотой. Позволь мне быть тебе верным слугой, – произнес он с поклоном.
Валентина провела кончиком языка по губам. Говорить было трудно, дыхание прерывалось.
– Мне не нужен слуга, – нашлась она наконец.
Всадник рассмеялся, и от его хрипловатого смеха мурашки приятного возбуждения побежали у девушки по спине.
– По правде говоря, у меня нет желания становиться твоим слугой. Я просто подумал, это предложение порадует тебя.
– Почему? – взволнованно воскликнула она. – Почему оно должно было меня порадовать? Ты надо мной смеешься?
Веселые глаза помрачнели.
– Нет, я никогда не стал бы смеяться над тобой. От твоих слез разорвалось бы мое сердце.
– Кто ты и почему преследуешь меня? – рассерженно воскликнула Валентина.
– Однажды я смогу тебе ответить, – вот и все, что сказал ей всадник.
– Прошу тебя, ответь сейчас! Я сама не своя с тех пор, как впервые увидела тебя, и разум мой, и чувства в смятении. Прошу, скажи мне, кто ты! – принялась умолять Валентина.