Неожиданно Паксон отпустил ее и, оставив лежать на плаще, принялся собирать свою разбросанную одежду. Пораженная, Валентина ждала. Ночная прохлада становилась все более пронизывающей, и она дрожала от холода.
Девушка чувствовала себя разбитой и униженной. Обида и горе мучили сильнее, чем в тот вечер, когда ее изнасиловали двое воинов. Близко, слишком близко подошла она к тому, чтобы довериться Паксону и сдаться на его милость. Но между ними не было любви! Она для него всего лишь пока еще не выигранное сражение, и он стремится одержать победу. Между ними не промелькнуло ни искры нежности, кроме той, что он проявлял с целью быстрейшего достижения наивысшего наслаждения, и не было между ними доверия… Ничего! Чувственность, похоть, желание… – все, что идет от плоти. А что же от души? Где дружба? Единодушие? Нежность, которая могла бы противостоять жизненным испытаниям?..
Одевшись, Паксон вернулся к Валентине с ее платьем в руках. Опустившись на одно колено, он надел туфельки ей на ноги, как ребенку. Сжав губы в тонкую линию, лишь бы удержаться и не пуститься в объяснения по поводу своей вялости и безучастности и его напрасно уязвленной гордости, девушка с трудом подавила желание протянуть руку и утешить сарацина.
Паксон бросил ей скомканное платье:
– Одевайся, не то мне придется тащить тебя в лагерь в чем мать родила, – тон голоса был насмешливым и презрительным, и ни одно слово так и не сорвалось с губ Валентины.
Султан смотрел, как она одевается, и девушка не делала попытки спрятаться от его взгляда. Помимо своей воли сарацин ощутил, как в теле вновь пробуждается желание.
– Я думал, что растопил твою сдержанность, но в последний момент ты доказала, насколько я ошибся! Однако все случится иначе в другой раз! Неоднократно я буду возлежать с тобой и в конце концов растоплю твою холодность! Помяни мое слово, Валентина: однажды ты будешь моей совершенно!
Спорить было бы лишь пустой тратой времени и сил, это только отдалило бы тот благословенный миг, когда удастся ей остаться наедине со своими мыслями. Валентина молча шла рядом с султаном к лагерю, и в ее сердце зрело мрачное предчувствие, что на самом деле однажды настанет день, когда Паксон осуществит свою угрозу.
ГЛАВА 17
Весь следующий день Валентина не покидала лагерь, так как должна была справиться с бесконечными обязанностями посланницы эмира Напура. Она постаралась заполнить мысли повседневными делами, не желая думать о прошлой ночи под звездным небом в укромном уголке оазиса.
К вечеру девушка падала с ног от изнеможения и рано скрылась в своем шатре, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок. Вытянувшись на низком и узком диване, она обнаружила, что все же не в силах окончательно прогнать мысли о сарацине. Воспоминания о нем вдруг ожили. Неужели только вчера она возлежала рядом с ним, ощущая его нежные прикосновения и поцелуи, пробуждавшие в ней желания и страсти, таившиеся в уголках ее сердца, как тени – в пустыне?
– Госпожа, – позвал ее кто-то. – Можно войти?
Это был Ахмар.
– Да, входи, – ответила Валентина, радуясь возможности отвлечься от мыслей о Паксоне.
Ахмар вошел и сел рядом.
– Переговоры подошли к концу. Перемирие невозможно!
Валентина резко поднялась.
– Ты уверен?
– Все ясно! Яснее некуда! Ричард приказал своим людям сворачивать лагерь. Король Англии прибыл сюда с единственной целью: показать всему свету, что он желает вести переговоры! Ничего другого ему и не оставалось: он хотел восстановить свое доброе имя после позорного уничтожения беззащитных людей в резне, устроенной им у стен Акры. Ты не поверишь, когда услышишь, чем закончились переговоры!
Валентина вопросительно взглянула на Ахмара, ожидая, когда тот заговорит снова.
– Ричард Львиное Сердце, похоже, решил, что брак высокопоставленного мусульманина с христианкой королевской крови положит конец войне! Он предлагает брату Саладина Аль-Адилу свою сестру Джоанну в жены! И христиане, и мусульмане должны вверить свои владения в Святой земле в руки этой пары, и тогда мир, полагает английский король, воцарится в Иерусалиме. Он просит также, чтобы Святой Крест был возвращен христианам.
– Этого никогда не случится! – тихо промолвила Валентина. – Принцесса Джоанна – ревностная христианка, она ненавидит мусульман и никогда не согласится на этот брак, и Ричарду не останется ничего иного, кроме как смириться с ее решением. Она вдова покойного короля Сицилии. Джоанна сама правила этой страной, пока не передала трон двоюродному брату своего мужа, Танкреду. Она никогда не согласится выйти замуж за Аль-Адила, сколь бы образованным и любезным он ни был.
– Король Англии осведомлен о положении дел не хуже нас! Он пытался достать луну с неба!
– Что же теперь предпримет Ричард Львиное Сердце? Ты прав: яснее ясного, на самом деле он не может надеяться, что с этим браком воцарится мир.
– Поговаривают, он возвращается, чтобы восстановить Яффу. Английский король все еще удерживает этот город, но в том состоянии, в каком сейчас находится Яффа, отвоевать порт мусульманам не составит труда. Веют ветры войны, госпожа, и более злые, чем зимние шквалы, налетающие с моря!
Прошел октябрь, потом ноябрь, а Валентина продолжала править Напуром, каждый день выслушивая доклады о продолжающейся войне. Ричард оставил часть своих войск для восстановления Яффы, а сам возглавил подвижные отряды, разъезжавшие по равнинам в поисках вражеских дозоров.
Дюйм за дюймом крестоносцы овладевали равнинами и расселялись в опустевших городах и полуразрушенных башнях. Благодаря своим усилиям, они закрепились у подножия холмов, и перед ними открылась дорога на Иерусалим, пролегавшая среди лощин и возвышенностей. Но время года стало им врагом: вслед за свирепыми северными ветрами пришли дожди и промозглый холод.
Большинство воинов были готовы отправиться на завоевание Иерусалима, но Ричард не решался, ясно осознавая стоявшие перед войском трудности. Необходимо было что-то предпринять, но король Англии ничего не мог придумать. Порывистый ветер обрушивался на крестоносцев, опрокидывая их шатры. Лишенные укрытия, кони дохли. Дождь портил муку и сухари. Металлические кольчуги ржавели, люди умирали от голода и болезней.
Филипп Французский, обеспокоенный мором, настаивал на походе к Иерусалиму, но не находил поддержки у Ричарда Львиное Сердце. Своей нерешительностью английский король вызвал гнев французского короля. Огненноволосый бог Севера счел, что армия не в состоянии предпринять осаду Иерусалима, и приказал отвести войска к Яффе.
Расстроенный француз покинул Святую землю. Он уехал вместе с герцогом Бургундским. Ричард и его племянник Генрих, правитель Шампани, двинулись на Ибелин. День ото дня положение все ухудшалось. Добравшись, наконец, до Яффы, они обнаружили, что отстраивается город крайне медленно.
У Саладина повсюду были свои люди, и ему донесли, что христиане вернулись на побережье. Тогда он объявил своим воинам, что распускает их до наступления весны. Все мусульманское войско охотно разъехалось, так как почти четыре года многие сарацины не были в родных местах.
Когда Валентина услышала, что Саладин распустил своих воинов по домам, она испугалась: Хомед, сын Рамифа, теперь мог вернуться в Напур и узнать о смерти отца. Но Ахмар и Мохаб успокоили ее: этого не должно случиться, ведь Хомед был изгнан из Напура, а кончина Рамифа все еще оставалась для всех тщательно оберегаемой тайной.