— Мне нужен мобильник, — одним движением руки я снова снимаю трубки, над которыми так долго пыхтела эта пышная особа. Она кладёт руку мне на плечо, пытаясь остудить, а я всё равно встаю, вытягиваясь во весь рост. Господи, какое это неебическое блаженство, смотреть на кого-то сверху-вниз.
— Галюсь! Галя! Сиди ты, блин, чё как ошпаренный? — тётка попыталась уложить меня обратно, но я не даю.
— Мне нужно срочно позвонить… — медленно я начинаю осознавать всё то, из чего меня выдернули. — Лера там. А если она очнётся и увидит его? А он там с битой… — сперва я шепчу, — дайте мне телефон! — А затем кричу и отодвигаю женщину в сторону, намереваясь покинуть палату. — Дайте мне телефон! Дайте! Это срочно!
— Га-аль!
Ноги ватные, будто я весь день проторчал в качалке. Но добраться до другого края кровати всё-таки умудряюсь, по пути уронив всё, что можно. Только вот далеко уйти мне не даёт Галя, которую так отчаянно зовут, и её дружки-санитары.
— Мне срочно нужен телефон, — я пытаюсь достучаться до их совести. — Умоляю! Там человека могут убить!
— Тихо, тихо, — приговаривает санитар, толкая и скручивая мне руку. — Телефон, ага. Всё будет, пацан, не кипишуй, — он говорит это, — всё ништяк, — и засаживает мне в жопу иглу. Пару движений баяном и ягодица горит огнём, но я продолжаю бормотать:
— Мне нужен телефон … Лера… Лера…
Глава 16. Пробуждение
Надоело. На сей раз, открыв глаза, я ещё минуту лежу и тупо пялюсь в потолок. Надоело, что все, кому не лень, пытаются отправить меня на тот свет.
Затем я всё-таки начинаю двигаться, и в палату слетаются всякие врачи и медсёстры, которых очень парит моё состояние. Они задают разного рода вопросы, на которые я киваю без особого энтузиазма.
— Очнулся?
Киваю.
— Знаешь, кто ты?
Киваю.
— Тебя зовут Валера?
Киваю.
Этого оказывается достаточно, чтобы они расслабили булки.
Они ненадолго отваливают, чем я беззастенчиво пользуюсь, встаю и нахожу зеркало. Честно говоря, я себя ваще не узнаю. Бритая башка с повязкой, здоровые синяки под глазами и, очевидно, пару упущенных килограмм металлических мышц. Жалко смотреть.
Когда очередная врачиха заходит в палату, я спрашиваю:
— Сколько я спал?
— Ты какого хуя не в кровати?!
— Так сколько? — повторяю не оборачиваясь.
— Больше месяца, — наконец-то отвечает.
Я делаю глубокий вдох, снова заглядываю в зеркало и обещаю себе кое-что. Я не оставлю Леру там.
После этого двигаю к койке, лишь бы медсестра не орала. И начинается какой-то ёбанный цирк.
Врачи вереницей заходят в мою палату, качают головой, а затем уходят. И длиться это представление может целый день, зная местную медицину. Но у меня нет столько времени. Каждая минута на счету. Я пытаюсь вразумить приходящих, донести до них свою проблему. Но все только равнодушно разводят руками. Не положен, мол, больному телефон. Особенно такому больному, которого ёбнули арматурой по башке.
— Как самочувствие? — первый проблеск надежды. Он входит в палату расслабленно. По походняку я сразу понимаю, что он наш, Мутораевский. Тот самый док, о котором распускают сплетни, типа он мутит мутные дела в своей хате. Тот самый док, задок чей тачки я видел в последний раз.
— Док... — вздыхаю я, будто мы какие-то приятели.
— Тихо, лежи, не вставай, — настаивает мужик, подходя к моей кровати. — Ты же знаешь, как сюда попал?
— Ага, — я киваю, — типа.
— Так вот, я тебя в грязи нашёл, когда уже обратно шёл. Пришлось расстроить жену и вернуться в больницу, так как пульса у тебя почти не было. Я вообще тогда подумал, что ты жмурик. А вон, гляди, полон сил, здоровяк! — Он хлопает меня по плечу, как мой батя. Как мой батя когда-то очень давно...
— Док, — я пытаюсь акцентировать его внимание на своей проблеме, — мне очень нужна ваша помощь.
Он кивает башкой вместо ответа, типа позволяя мне продолжить.
— Мне нужно свалить отсюда, — я перехожу на шёпот, — одному человеку надо помочь. Это нельзя откладывать.
— Что случилось? — док наклоняется и тоже начинает шептаться. — Ты знаешь, кто тебя огрел?
— Нет, дело не в этом, — я хватаю его за грудки и пытаюсь одним только голосом передать, какая жопа происходит. — Вы мне не поверите, если расскажу. Знаю, что не поверите. Никто не верит. Но, пожалуйста, док, помогите. Моя подруга в заложниках. В Москве. И не спрашивайте, откуда я это знаю. Ей надо помочь.
— Вот как, — тянет док, и в его взгляде красными жирными буквами проносится этот долбаный текст. Я прекрасно вижу надпись, что отражается в его зрачках. Там написано «псих». — Давай я позвоню в Москву и передам эту информацию?