Борис Шергин был знаком с Марией Дмитриевной лично и писал о ней, Фёдор Абрамов путешествовал по местам Кривополеновой (1981), серьёзно изучал её жизнь и творчество, на протяжении 30 лет собирал материалы. Махóнька должна была стать прототипом героини его «Чистой книги», но последняя не была завершена по причине смерти писателя в 1983 году.
Гаврилин говорил о Махóньке давно. Так, ещё в мае 1984 года, отвечая на обидную и нелепую критику «Перезвонов», композитор писал М. Бялику: «Матка-река, не гаси свечу» — строки из плача великой Кривополеновой. О ней и её творчестве можете прочесть у Озаровской и Луначарского. Видимо, о ней Вы вообще не знаете» (письмо отправлено не было) [21, 323].
«На сегодняшний день для меня идеал артиста, — рассказывал Валерий Александрович в интервью (1991), — Марья Дмитриевна Кривополенова. Это народная певица и музыкантша. Она уже давно умерла, и мне не довелось её услышать, но я знаю её импровизации, записанные Озаровской ещё в двадцатые годы. Я много про неё читал. Луначарский и Озаровская организовали для неё поездки по всей России. Простая старушка, очень скромно одетая, ездила по всей стране и своим пением делала то, что не мог делать великий Шаляпин. Она вызывала не восторг, а озарение и бесконечную любовь к ближнему, она поднимала в людях дух. Она была совершенной бессребреницей. Всё, что ей выплачивали, она тут же раздавала, возвращалась к себе на Пинегу и снова становилась странствующей певицей. Во время своих странствий она столько делала добра — ухаживала за больными, помогала по хозяйству, причём она знала всякое хозяйство. А если её куда-то звали, то она шла и пела» [19, 334–335].
В декабре 1996 года Гаврилины были у вдовы Абрамова, Людмилы Владимировны Крутиковой-Абрамовой, она дала им наброски писателя о Махоньке.
Из дневника Гаврилиной (28 декабря 1996 года);
«Разговор был грустный.
— Понял, что не успею всё сделать, — не хватит физических сил.
— Не берись сразу за всё. Закончи одно — делай другое. А то останутся незаконченные произведения.
— Сочинения не останутся. Всё, что будет написано, но не исполнено, — будет уничтожено. Если бы было куда пристроить «Махóньку», всё бы бросил и занимался бы только этим. Но нужен музыкальный театр. А я никого не интересую. Музкомедия — это несерьёзно.
И всё-таки рукописи некоторых неисполненных сочинений он не уничтожил, а те, что не были записаны, сохранил в эскизах» [21, 484].
К сожалению, во многом из-за здоровья, и «Махóнька» тоже не состоялась.
А вот ещё из дневника (6 декабря 1997 года): «Был А. А. Белинский. Настроение такое: «Вот юбилей пройдёт — и умирать можно». Но оживился, когда заговорил о том, что хочет поставить спектакль из песен Валерия под названием «Гуси-лебеди»: «Я это сделаю быстро — после юбилея». А когда Валерий предложил сделать «Родительскую субботу» по М. Варфоломееву и даже рассказал, как нужно сделать некоторые сцены, то Александр Аркадьевич тут же загорелся и сказал: «Давайте. Я сделаю всё быстро» [Там же, 531].
13 января 1998 года, после смерти Свиридова в газете «Советская Россия» появилась подборка о нём. Наталия Евгеньевна удивилась, что нет ни одного высказывания друзей. Гаврилин ответил недвусмысленно: «Неужели ты не понимаешь, что именно потому, что я остался один в этом направлении музыки, русском, после Георгия Васильевича, — именно поэтому мне покажут вот такую фигу. Десять лет никто слова не скажет» [Там же, 537].
«Фигу», как правило, показывали композиторы — не актёры, не режиссёры и тем более не слушатели. Среди выдающихся деятелей театра, сразу разглядевших уникальное дарование Гаврилина, особо нужно выделить актёра и режиссёра, в чьих спектаклях музыка играет одну из ведущих ролей. Конечно, речь идёт об Олеге Меньшикове.
В интервью 2009 года он отмечал: «Я не знаю на сегодняшний день продолжателей русской классической музыкальной традиции… Наряду с прекрасными мелодиями — нежнейшими, грустными, если говорить простыми словами, у него есть потрясающая эксцентрическая музыка. Колоссальная грусть и колоссальный юмор» [54].
Художник П. М. Каплевич, работавший с Меньшиковым, позвонил по его просьбе Гаврилину (21 января 1998 года) и предложил написать музыку к спектаклю «Горе от ума». Уговаривал очень. Спектакль обещал быть интересным, и все хотели, чтобы музыкальное оформление принадлежало именно автору «Анюты», и никому другому. Гаврилин сказал, что нужно подумать.
В конце января снова позвонили насчёт Грибоедова. Виктор Максимов, которому Валерий Александрович рассказывал об этих событиях, написал потом в своих воспоминаниях: «И совсем уже поздний, далеко за полночь, звонок. Голос у Гаврилина больной, какой-то потерянный:
— Вчера звонил Меньшиков из Москвы. Опять уговаривал написать музыку для «Горя от ума»… Отказался. Впервые в жизни не потому, что не хочу, а потому, что не смогу. Просто сил не хватит. Ты знаешь, положил трубку и заплакал…» [45, 470].
В итоге Гаврилин написал музыку, но несколько запоздал с этим: московские коллеги сообщили, что им подошли темы из других сочинений, которые Валерий Александрович рекомендовал задействовать в спектакле. Спросили, сколько заплатить, но композитор сказал, что за использование своей музыки денег не берёт.
9 октября 1998 года театр Меньшикова со спектаклем по Грибоедову приехал в Петербург. Гаврилиным на служебном входе оставили билеты, Каплевич повёл их за кулисы знакомиться с Олегом Евгеньевичем. Гаврилин переживал — можно ли тревожить актёра перед выходом на сцену. «Что вы?! Он так хотел с вами познакомиться!» И к нам вышел Меньшиков, молодой, с горящими глазами, с обаятельной улыбкой. Говорил прекрасные слова о музыке, благодарил за неё. Спектакль имел большой успех» [21, 570]. И ещё одна немаловажная деталь: «Даже после ухода Валерия, пока шёл спектакль, меньшиковский театр регулярно выплачивал гонорар» [Там же, 571].
Была, кроме всего прочего, у Гаврилина и Белинского в 1980—1990-е годы идея создания «Володинской тетради» (на стихи А. Володина, как упоминалось, композитор сочинил романс «Простите меня» и песню «Бегут девушки»), но вся «Тетрадь» почему-то никак не складывалась, не получалось найти нужных стихов. Гаврилин поделился своими переживаниями с Белинским. Тот сразу ответил: «Будем другое ставить. Чехов вас устроит?» [21, 578].
Разговор этот происходил уже в конце ноября 1998 года. Никакой чеховской постановки за ним не последовало, а 7 декабря позвонили из Москвы, с Шестого канала. Сказали, что Гаврилину присудили премию «Чайка» за музыку к спектаклю «Горе от ума». На награждение Валерий Александрович не поехал — болел, а награду ему почему-то не прислали.
15 января 1999 года Белинский попросил у композитора разрешения использовать его музыку в 26-минутном телефильме по рассказам Куприна «К славе» и «Полубог». Валерий Александрович своё согласие дал с тем условием, что музыка будет только его (Белинский планировал ещё включить фрагмент из «Травиаты»), «Фильм «К славе!» Александр Аркадьевич снял, — вспоминала Н. Е. Гаврилина. — Но в прокат на телевидение его не дал. Принёс мне видеокассету и доллары, уже после кончины Валерия. Я фильм посмотрела, и горестно было видеть фамилию Гаврилин в рамке» [Там же, 588].
Таким образом, после «Провинциального бенефиса» новой музыки для фильмов написано не было. А последний спектакль увидел свет в 1982 году. Но на смену драматическому театру пришёл театр иного толка: Валерия Гаврилина — музыканта, актёра и режиссёра — неожиданно для него самого привлекли к жанру танцевальному. Мог ли он отказаться?
Очерк 20
ХОРОШИЕ НОВОСТИ ИЗ МИРА БАЛЕТА
Из всех театральных жанров Гаврилину, пожалуй, менее всего был близок балет. «Меня не оставляет ощущение, — отмечал композитор, — что все балеты, даже такие признанные шедевры, как «Спящая красавица», «Лебединое озеро» и многие другие, поставлены не под музыку, то есть в оркестре я слышу про одно, а танцуется явно под что-то другое. А так как во всём мире это считается хорошим, то я отчаялся вообще в этом разобраться с помощью лишь тех знаний, которые у меня в области хореографии есть (в своё время я много лет работал аккомпаниатором в самодеятельном балете), а на новые знания уже нет времени» [19, 156].