Наташе
Милой моей подруге
К Новому году
Пусть всё пройдёт-забудется, Пой, друг мой, эту песенку, Любовь-то ведь останется. Печали в ней не видывать: А что не так получится — Из песни слов не выкинешь, В том Богу будем каяться. Да и к чему выкидывать.
Твой ГаВ.
С.-Петербург, 31 дек. 1998 г.» [21, 584–585]
Утром 14 января у Гаврилина случился тяжёлый сердечный приступ. Наталия Евгеньевна должна была идти в оперу, но, естественно, не хотела оставлять мужа одного. Он же настоял: раз собралась — то иди. Высидела только два акта «Аиды» и ушла. А Валерий Александрович как-то почувствовал, что она уже идёт домой — вышел встречать.
24 января в узком кругу отмечали день рождения Наталии Евгеньевны. Тогда же Гаврилин сказал, чтобы на его шестидесятилетие она никого не звала, чтобы они были только вдвоём.
В этот январский вечер много разговаривали, шутили, фотографировались, Гаврилин сопротивлялся, но в итоге и его тоже запечатлели.
Валерий Александрович подарил всем по экземпляру книги, полученной им в качестве гонорара, — «Не жалею, не зову, не плачу» (сборник произведений советских композиторов, куда вошла и его «Осень» из «Времён года», написанная на стихи С. Есенина). И по многочисленным просьбам даже на каждом экземпляре оставил автограф.
26 января Гаврилина должны были положить в больницу, но там не оказалось мест, просили подождать. В тот же день к ним с Наталией Евгеньевной пожаловали гости — племянник Валерия Александровича из Самары со своим коллегой. Уехали только в 10 вечера. Наталия Евгеньевна пошла проводить, а когда вернулась, Валерий Александрович сказал: «Что-то с сердцем нехорошо. Пульс замирает, как при мерцательной аритмии» [21, 590]. Тут же супруга позвонила бессменному врачу, Ирине Вячеславовне, та сказала, какие именно лекарства принять. Гаврилин заснул.
На другой день ничего не ел, во втором часу снова началась аритмия. Вызвали Ирину Вячеславовну, она порекомендовала принять анаприлин и поесть. Врач уехала, Валерий Александрович сидел в кресле (лежать нельзя было). После второго приёма анаприлина началась тошнота и сильно упало давление. Наталия Евгеньевна сделала по наставлению Ирины Вячеславовны укол сульфокамфокаина, стала звонить в «скорую». Но у них машин не было, сказали дозваниваться до «неотложки». В это время у Гаврилина отказали ноги. Стали растирать — всё равно не идут.
В итоге приехала «скорая». Определили отёк лёгкого. Сказали, что в больницу везти в таком состоянии нельзя. Сделали кардиограмму: «Его сейчас трогать не нужно, пусть сидит в кресле, мы ему ввели наркотик, он сейчас подремлет. Давление у него 140/80. Мы вызываем «неотложку» на ноль часов» [Там же, 591].
Ещё позже вечером Наталия Евгеньевна позвонила Ирине Вячеславовне, та сказала, что в больницу могли бы и отвезти. Гаврилин проснулся, сам встал, пошёл в кабинет. «Взял книгу архиепископа Луки Войно-Ясенецкого «Я полюбил страдание…», сел в кресло, стал читать, — вспоминала Наталия Евгеньевна. — Когда я увидела, что сил его не хватает даже на это, предложила почитать ему. Он не отказался, кивнул головой. Я читала: «Я был послан в назначенное мне место ссылки — деревню Хая на реке Чуне…» Раздался звонок в дверь: приехала «неотложная помощь» [Там же, 591–592].
Врачи сказали, что надо было всё-таки ехать в больницу, не знали, что колоть — не было нужных лекарств. Потом медсестра долго не могла попасть в вену. Началась нервотрёпка… Решено было всё-таки везти в больницу, но Гаврилин отказался. И раньше, предвидя подобную ситуацию, не раз говорил жене: «Я хочу умереть дома, неужели ты не понимаешь, что третьего инфаркта я не переживу?» [Там же, 592].
В итоге уговорили отвезти в больницу к Ирине Вячеславовне, стали вызывать машину для транспортировки. Гаврилин самостоятельно оделся, потом вернулся в кабинет, взял книгу Куняевых про Есенина. Попросил Наталию Евгеньевну привезти завтра все необходимые вещи.
Подошла машина, шофёр поднялся к Гаврилиным — помочь перенести Валерия Александровича. Но вдруг его затошнило, он приподнялся, сказал, что ему плохо, и стал падать на пол. Срочно отнесли на кровать, врач начал делать массаж сердца. Гаврилин ещё на несколько секунд пришёл в себя, попросил: «Не надо, очень больно».
Это были его последние слова. Сперва никто не мог понять, что всё кончено. Потом началось первое страшное осознание. Наталия Евгеньевна сказала, чтобы не отвозили прямо сейчас в больницу, оставили последнюю ночь дома. Врач помог ей снять с Гаврилина шапку, куртку. Она позвонила сыну — его не оказалось дома, был в гостях. Попросила Федю (ребёнка его новой жены) написать краткую записку. «Папа умер».
Позже в своём дневнике она записала: «Последняя ночь с ним, с моим солнцем, с моим счастьем, с моей жизнью. Началась другая жизнь — без него. И жизнь ли это? И зачем вообще жить без него? Не хочу, не хочу!» [Там же, 593].
Валерий Александрович Гаврилин умер в 1 ч. 30 мин. 28 января 1999 года в возрасте 59 лет.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Гаврилина похоронили на Литераторских мостках Волкова кладбища. Крест на могилу сделали по эскизу его близкого друга, Юрия Селиверстова. Наталия Евгеньевна специально ездила в Москву за этим эскизом, затем отдала его скульптору Юрию Евграфову.
Каждый год 17 августа, в день рождения Валерия Александровича, и 28 января, в день его ухода, на Литераторских мостках собираются родные, друзья, коллеги и почитатели, чтобы снова вспомнить этого светлого и мудрого человека, великого музыканта. Первое слово по традиции произносит Галина Ефимова, ставшая организатором множества гаврилинских концертов и фестивалей.
Первый фестиваль она хотела провести в связи с его шестидесятилетием. Постоянно напоминала об этом Валерию Александровичу, но он отнекивался, говорил, что вполне достаточно концерта. Так ничего и не успели решить окончательно. А потом, уже у гроба своего любимого композитора, Галина Ефимова пообещала сделать всё возможное, чтобы музыка его звучала, чтобы никогда не была забыта.
Слово своё она сдержала. И уже при организации первого российского фестиваля, посвящённого Валерию Гаврилину (1999), добилась невозможного — привезла труппу Большого театра с «Анютой». Во многом помогал Андрей Петров, возглавивший Комиссию по наследию Гаврилина. «Его подпись на посылаемых в разные инстанции документах, — вспоминает Ефимова, — оказывала нужное действие. И, конечно, этот фестиваль не прошёл бы с таким успехом, если бы артисты, его соавторы — Владимир Васильев, Владислав Чернушенко, Станислав Горковенко, Лина Мкртчян, Нора Новик, Раффи Хараджанян, Эдуард Хиль, — не вложили в исполнение всю боль утраты и всю любовь к творчеству Валерия Гаврилина» [45, 197–198].
Залы были переполнены — и на этом, и на последующих гаврилинских фестивалях. Галина Ефимова стала привлекать к ним как можно больше исполнителей, старалась составлять программы так, чтобы звучали не только известные, но и редко исполняемые сочинения Валерия Александровича (например, московский ансамбль «Концертино» приехал в Петербург со своей интерпретацией гаврилинских квартетов). Всё это происходило, увы, уже без самого создателя музыки.
Без него Санкт-Петербургская хоровая капелла под управлением В. Чернушенко (наконец-то большой хор, как мечтал автор) исполнила «Перезвоны» (1999), без него прошёл первый фестиваль в Вологде, положивший начало знаменитым фестивалям в родном городе и организованный в 1999 году Виктором Александровичем Шевцовым. Изначально планировалось приурочить выступления к юбилейным торжествам Валерия Александровича.
То же случилось и в далёкой Алма-Ате. Там фестиваль к шестидесятилетию Гаврилина готовила Галина Константиновна Конобеева (она переехала в Алма-Ату из Ангарска). Но концерты прошли уже в память о композиторе. В День Победы в Алма-Ате звучал всеми любимый вальс из «Дома у дороги». Потом Галина Константиновна организовала и концерт вокальной музыки Валерия Александровича (2000).