26 сентября Валерий Александрович вернулся с записи в 4 утра, а уже в 11 велено было срочно лететь в город Коканд на концерты. Загвоздка состояла в том, что исполнители ещё не прибыли, а без них композитор, естественно, никак не мог представить свою музыку. Гаврилин сильно волновался, отказывался. Но руководство заявило, что если автор «Русской тетради» хотя бы просто расскажет о себе — все будут уже очень довольны.
В аэропорт опаздывали. В машине — певец Владимир Каныгин, композиторы Эдуард Каландаров, Юрий Александров и Валерий Гаврилин с женой. Подъехали к самому трапу: из-за важности события велено было задержать рейс. В Коканде прибывших дорогих гостей приветствовали прямо у самолёта: «Выходим и видим на лётном поле много народа, красиво одетые женщины с цветами торжественно кого-то встречают, и наконец до нас доходит, что встречают нас! Чувство неловкости — никто этого не ожидал. Спускаемся, Каландаров представляет приехавших, встречающие представляются тоже: здесь и второй секретарь обкома Ферганской области, и секретари горкома Коканда, и председатель исполкома <…> Рассаживаемся, едем быстро, без задержек, впереди нашего «кортежа» милицейская машина, по пути посты ГАИ отдают честь. Вдоль тротуаров стоят люди — встречают. Впереди какая-то огромная толпа. Приближаемся и понимаем, что это встречают нас, раздаются звуки карнаев, музыканты одеты в национальные одежды, девочки в розовых национальных костюмах, море цветов <…> Делегация композиторов смущена — такого не ожидали, тронуты были до слёз» [Там же, 226–227].
Гаврилина не покидала мысль об отмене концертов: не было музыкантов. Но ему сообщили, что самоустраниться никак нельзя, поскольку билеты уже проданы. Необходимо было за 30 минут решить, что исполнять и, главное, как исполнять. И тут Наталия Евгеньевна предложила весьма оригинальный, но единственно возможный выход. Она сказала, что автор должен петь свои песни сам. Валерий Александрович, конечно, сперва обомлел, а потом смирился: надо так надо.
Сначала пригласили на обед. И опять музыка, танцы в национальных костюмах, подарки столичным гостям, а на столе — небывалые кушанья: манты, шурпа, разнообразные овощи, фрукты… Наконец повезли на концерт, который должен был проходить в одном из быткомбинатов. Сперва устроили экскурсию, продемонстрировали достижения: костюмы, юбки, искусственные шубы. А потом всем цехом пошли слушать выступления приезжих артистов.
Гаврилин спел под собственный фортепианный аккомпанемент знаменитые «Маму», «Шутку» и «Любовь останется». Публика приняла восторженно и отпускать гостей не хотела. Потом вся история повторилась на обувной фабрике, а вечером — в парке. Здесь, кроме первых трёх, автор исполнил ещё свою комическую песню-сценку «Ишак и соловей», чем всех сильно развеселил, поскольку на разные голоса подражал ослу. Но сам Валерий Александрович своего успеха не понял: за кулисами признался, что с нетерпением ждал, когда всё это уже закончится.
Вечером — торжественный ужин, бесчисленные поздравления и прогулка по ночному городу. А на другой день сказочное путешествие продолжилось: музыкантов повезли к ханскому дворцу и в Ферганскую долину. Затем — в город Кувасай, где, после традиционных приветственных цветов и танцев, вся делегация была доставлена на фарфоровый завод, а потом в совхоз «Муян». «Дорога шла через кишлак, наконец-то мы увидели настоящие жилища сельских жителей — глинобитные дома и глухие стены-заборы из глиняных «камней» <… > В совхозе нас ждали: на берегу живописной речки под сенью чинар были накрыты столики, которые ломились под тяжестью яств. Поодаль на воздухе варились какие-то вкусные кушанья, на пригорке уже стоял музыкант, наигрывающий на своей дойре. А во время обеда начались национальные танцы, в которые вскоре были вовлечены все присутствующие» [Там же, 230].
Следующий концерт состоялся в Доме культуры цементного завода. Теперь Гаврилину можно было не волноваться: приехала Татьяна Новикова — исполнительница «Вечерка». После очередного триумфа именитые гости отбыли в Фергану. А потом случилось нечто небывалое: вероятно, подобное «красочное пиршество» возможно только в восточных странах, и то не во всех.
Композиторов, исполнителей и одного историка повезли в город знаменитых шелков — Маргилан. Издали они заслышали торжественные звуки карнаев (узбекских труб), вскоре на горизонте нарисовалась и сама процессия: мужчины и женщины двигались к машинам — да не обычной походкой, а в ритме танца. Причём пели и плясали не только артисты в национальных костюмах, но и всё остальное население — дети, ветераны с орденами, девушки и парни, и их родители… Валерий Гаврилин и его спутники вышли из машин и были немедленно вовлечены в общую песню-танец. Одновременно им подносили хлеб-соль, произносили какие-то приветственные хвалебные речи. А неподалёку уже ждал другой кортеж во главе со вторым секретарём Наманганского обкома партии. Он решил показать гостям, где из слияния Нарына и Карадарьи образуется Сырдарья.
Так, театрально и торжественно, прибыли наконец в следующий пункт назначения — город Наманган. «На улицах кругом лотки с товарами. Женщины и девушки — все в национальных одеждах: укороченные штаны и белые большие платки на голове, которыми они прикрывают подбородок и рот. Едем за город, в Дом-музей боевой славы Турукурганского района. Здание напоминает собой трёхкупольную мечеть, только без минарета. Но то, что мы увидели перед зданием, нас поразило <…> Здесь высажено 770 кустов роз — по числу погибших в войну жителей этого района, сюда приходят неутешные матери, жёны, сёстры, братья, дети, внуки и ухаживают за этими кустами, как за могилами, которые далеко отсюда, в чужих краях. Как только выясняется новое имя, так высаживается новый куст роз. Вот истинная память о тех, кто погиб!
После этого нас повезли в колхоз, чтобы мы могли не только посмотреть, как убирают хлопок, но и попробовать самим кое-что собрать. Нам выдали большие белые передники из суровой ткани. Оказалось, что мы работаем очень медленно и не очень чисто. Сфотографировали нас и с колхозниками-хлопкоробами, среди них был даже Герой Социалистического Труда» [Там же, 231–232].
А потом ещё один концерт во Дворце культуры и снова — Ташкент. Здесь бы Гаврилину можно было отдохнуть, но композитор Ю. М. Александров, влюбившийся в «Вечерок», решил, что его обязательно должны узнать и в столице. Валерию Александровичу предложили принять участие в консерваторском концерте, и в итоге его вокальный цикл стал гвоздём программы. В общем, Узбекистан, ожидавший Шаинского, который не смог приехать, познакомился с творчеством Гаврилина и был совершенно очарован.
Всё сложилось как нельзя лучше: и музыканты (певица Татьяна Новикова с концертмейстером Ириной Головнёвой) прибыли как раз вовремя, и авторское исполнение песен произвело фурор, и настроение у Гаврилиных было прекрасным. В Ленинград они возвратились нагруженные подарками — дынями, фруктами, разнообразной посудой.
А в столице ждал очередной сюрприз: в октябре 1980 года Валерию Гаврилину, заслуженному деятелю искусств РСФСР (1979), была присуждена премия Ленинского комсомола за вокально-симфоническую поэму «Военные письма», вокально-симфонический цикл «Земля» и балладу «Два брата».
Одно знаменательное событие следовало за другим. Ни дома, ни в деревенской избе семейству задержаться не удалось: уже маячило на горизонте новое путешествие, и в конце ноября Валерий Александрович с женой уехал в Ригу на свой авторский концерт. Мероприятие проходило в филармонии: Сергей Яковенко исполнял «Вторую немецкую тетрадь», а Нора Новик и Раффи Хараджанян играли «Зарисовки».
Автор снова не находил себе места: вдруг сегодня будет провал? Всё-таки публика иная, не ленинградская. Но и в Риге Гаврилина ожидал полный триумф. А по возвращении домой его подстерегали мелкие бытовые проблемы и, как всегда, неприятности со здоровьем. В конце года у Гаврилина вдруг до того разболелись уши, что он не мог работать. И даже до «скорой» нельзя было дозвониться: телефона в квартире на Пестеля по-прежнему не было.