Это был переломный момент, когда народ стал подозревать, что гласность существует только на словах. Однако еще большей проблемой, чем замалчивание трагедии, были не менявшиеся условия жизни. Вся страна с нетерпением ждала результатов перестройки.
Казалось бы, очевидно, что жизнь не станет лучше в одночасье только потому, что появился обаятельный лидер, который сулит перемены, однако Горбачёв эту иллюзию создал, а вся страна в нее поверила. Когда же люди поняли, что их надежды были утопией, общественные настроения стали стремительно меняться в худшую сторону.
Если зарубежные государства только приветствовали горбачевскую политику диалога, то внутри страны быстро росли недовольство и недоверие, чем попыталась воспользоваться группа путчистов, состоявшая из консервативных членов партии, а также военных и сотрудников КГБ. Это произошло спустя пять с лишним лет после блистательного появления Горбачёва на политической арене. Поскольку среди заговорщиков не оказалось сильных лидеров и план был составлен безграмотно, путч закончился провалом. Горбачёву удалось спастись и вернуться в политику, но восстановить утраченную власть он уже не смог.
Его сменил Ельцин, об интеллектуальном уровне которого сам Горбачёв высказывался пренебрежительно. Заручившись поддержкой лидеров Украинской и Белорусской ССР, Ельцин инициировал распад Союза и создание новой демократической России, ориентированной на рыночную экономику. Так он утвердился на посту главы государства.
О Ельцине говорили, что он много пьет и в нетрезвом виде любит делать громкие заявления. Критическую роль сыграл и тот факт, что в его окружении не оказалось способных кадров. В народе стали все меньше доверять его политике.
Особенно серьезным стало положение деятелей культуры, которой Россия всегда очень гордилась. Государственное финансирование театров, оркестров и других творческих коллективов было сокращено чуть ли не в первую очередь, из-за чего многие одаренные артисты покинули страну в поисках лучшей жизни за рубежом. Члены лучших государственных коллективов за сущие гроши перешли в оркестр, на скорую руку организованный сектой Аум Синрикё, которая приехала в Россию для популяризации йоги, но довольно скоро переключилась на пропаганду своих идей. С тревогой в сердце смотрел я на этот мир культуры, в котором каждый выживал, как мог.
В 1992 году я впервые услышал, что в Петербурге есть один молодой и интересный деятель культуры. Своей энергией он увлекал коллег, потерявших веру в себя, призывал не опускать руки. При этом силен он был не только словом, но и делом. Мне также рассказали, что вскоре после начала перестройки коллектив Кировского театра избрал его своим музыкальным руководителем. Имя этого человека, ставшего главным героем моей книги, – Валерий Абисалович Гергиев.
В день нашей первой встречи маэстро дирижировал «Хованщиной» – монументальным шедевром Мусоргского. Эта опера открывается сценой «Рассвет на Москве-реке» с видами Кремля на заднем занавесе, а заканчивается хором раскольников, погибающих в огне. Опера рассчитана на три часа пятнадцать минут, но вместе с антрактами длится гораздо больше четырех.
Едва сдерживая восторг, я ждал Гергиева за кулисами. В зрительном зале не смолкали овации, а дирижер, с которого в три ручья стекал пот, раз за разом выходил на поклоны. Он посмотрел прямо на меня своим открытым и сильным взглядом.
– Да я ж тебя знаю! – неожиданно произнес он.
– Нет, это наша первая встреча, – ответил я.
Так началась моя многолетняя дружба с Гергиевым.
Культура не приходит в упадок из-за политического и экономического кризиса
«Да я ж тебя знаю», – услышав это при первой же встрече, я несколько удивился. Строго говоря, я не уверен, что Гергиев обратился ко мне – человеку старшего возраста, да еще и иностранцу – именно на «ты». В русском языке это местоимение используют не только по отношению к нижестоящему человеку, но и при обращении к другу, в то время как местоимение «вы» – по отношению к людям уважаемым или малознакомым. Когда наши взгляды встретились, Гергиев был весь мокрым – капельки пота стекали по его щетине. Думаю, он все же обратился ко мне на «вы», но чувство было такое, будто на «ты». Это чувство только усилилось, когда я увидел его широко открытые, исполненные дружелюбия глаза.