Вот младенец в кружевах, его целует эта же девочка, только повзрослевшая, чёрная коса на плече. А вот жасминовый куст на весь экран, впереди упитанная трёхлетняя малышка с надутыми губками, синий бант в волосах.
- Это опять я! - восхитилась Снежана, с любовью глядя на отца.
- Нравится? Это я сам сотворил. Целый день любуюсь. У меня несколько галерей... Раньше, в прошлой жизни, руки не доходили, - улыбнулся он. - Вообще-то, я хотел устроить семейный ужин и сообщить вам, тебе, Мише и Анастасии Сергеевне что-то важное. Но Родионыч всё перевернул. Ты была с Артёмом? Что-нибудь случилось? Мне показалось или он таки угощал тебя спиртным?
Снежана нахмурила брови, перед глазами возник образ матери.
- Папа, всё хорошо, - отбилась она. - Пытался угостить. Больше не посмеет... Лучше поскорее сообщай, что там у тебя «очень важное»?
Янович кивнул.
- Самому не терпится, - сказал он и засунул в рот дочери ложку с мёдом. - За папу... Ну ладно. Я занял третье место в республиканском конкурсе сценаристов. В Доме кино состоится торжественный вечер. Меня буду награждать.
- Только тебя?! Фантастика! - С её мокрых волос на пол рухнуло полотенце.
- Ну что ты, - разволновался отец, - что ты. У меня третья премия. Есть ещё два и... дипломанты.
- Выходит, ты днями и ночами строчил сценарий - и молчал?! - Снежана выкатила глаза и порывисто задышала. - А мы думали, ты с ума сходишь в своём кабинете.
Отец опустил глаза.
- Да. А я работал. Молча. Вы и так с Родионычем меня в свихнутые определили, не хотел масла в огонь подливать... Вот так было: отослал сценарий - и через неделю меня пригласили на «Беларусьфильм».
- Па-ап, а как ты узнал, что конкурс проводится? - округлила губки дочь.
- Это несложно, - отмахнулся отец. - Объявления месяц шли по ТВ, в Интернете до сих пор мигают. Я тебе не всё ещё сказал. - Зрачки его расширились на диаметр радужной оболочки. - Через год будут ставить мой фильм. И вообще, меня пригласили работать в киностудию, заработок, конечно, не такой уж завидный, но... Главное, я обрёл себя, понимаешь?
Снежана прищурилась и посмотрела на отца. Он как будто прежний и одновременно нет: спина обмякла, и ростом стал ниже, лицо похудело, и впадины на щеках, глаза не горят прежним светом, но стали теплее.
- С трудом привыкаю. Мой отец - работник киноиндустрии. Надеюсь, это серьёзно, - улыбнулась она.
Он кивнул и зачерпнул мёду.
- Мне кажется, что прошлое не было таким же серьёзным.
На экране высветился портрет блондинки лет двадцати пяти, лицо кинозвезды, но главное, от чего невозможно оторвать взгляд, - живые влюблённые глаза. Влюблённые в отца? Он коснулся рукой монитора.
- Кроме неё, - сказал он и, помолчав, добавил: - И тебя, конечно, и Миши.
Снежана закрыла глаза, больше всего сейчас не хотелось, чтобы отец завёл песнь о её матери, безусловно виновной в гибели этой кинозвезды с папиного монитора. Снежана натянула одеяло до самого подбородка, её манил уже сон.
- Усыпай, доча, - сказал отец и спохватился. - Ой, Снежа, я забыл совсем! Анастасия Сергеевна завтра собирается в собор. Утром. Очень рано. Составишь ей компанию? Она просила.
Снежана с улыбкой согласилась. Её лицо сияло умиротворением.
VIII
Старший Дятловский первым выпрыгнул из салона «Тойоты» и без промедления купил у торговцев две самые огромные корзины роз. Алла ахнула и всплеснула руками.
Под открытым небом, на самом краю престижного кладбища, покоилась Валерия Дятловская, в одном ряду с новобранцами, чьи холмики завалены громоздкими венками. Лерин холмик Алла и Алька причесали граблями и убрали цветами - не стыдно перед американским гостем. Он остановился у изголовья и смотрел теперь на портрет сестры, быть может, впервые в жизни. Алла только приготовилась открыть церемонию и достала свечу, но тут же осеклась и спиной прижалась к мужу. Ужас охватил всех пассажиров «Тойоты» - и слева, и справа вытянулись бесконечные шеренги пустых ям, готовых поглотить гробы новопреставленных.
- Человек большую часть времени, своего земного времени, проводит в могиле, это правда жизни. Никто и никогда не смог избежать смерти. Это надо принять, смириться и продолжать жить. В конце концов, человек рождается для смерти, - напутственно произнёс Евгений Николаевич, ободряя оцепеневших спутников. Со словами «прости, родная» он поставил у изголовья могилы корзину, переполненную чуть распустившимися бело-розовыми бутонами, и коснулся рукой портрета усопшей.