Гармония мира оказалась безвозвратно разрушенной, но жертвой разразившегося катаклизма стал и Карм. Он метался от гномов к эльфам, а от эльфов к гоблинам, но до него никому не было дела. Он, развязавший межплеменную резню, оказался лишним среди сражавшихся, для которых процесс войны вдруг стал важнее ее результатов. Никто не слышал посулов безумного мага, никто не хотел обрести в нем союзника, никто не помнил, чье заклинание разрушило этот мир.
А по пятам Карма следовал князь Ли. В кошмаре, охватившем всех, он, единственный, сохранил трезвую голову и память об истинной причине разразившейся катастрофы. Он оказался достаточно сведущим в магии, чтобы защитить себя от силы Карма, несколько раз пытавшегося избавиться от преследователя.
Перепуганный Карм решил сменить поле деятельности. Через один из порталов он вернулся в человеческий мир, где тоже уже бушевали войны и где, на беду Карма, начались гонения на чародеев, которых обвиняли во всех грехах вплоть до людоедства, что заставило магов спешно перебираться в параллельный мир. Эта последняя эмиграция имела очень важное последствие. Уходя через порталы, маги закрывали их за собой, опасаясь преследований. Связь между двумя мирами стала невозможной. Порталы чаще всего не просто закрывались, они разрушались так основательно, что уже не подлежали восстановлению.
Распри между разумными существами сопровождались страшными природными катаклизмами. За землетрясениями следовали потопы, засуха сменялась убийственными морозами. Землю сковывали ледники, а когда лед таял под лучами палящего солнца, эти же лучи выжигали только что пробившуюся траву. Ураганы катили огромные камни, а молнии сжигали остовы вековых деревьев.
В человеческом мире Карм не только не нашел для себя вожделенного поприща, он не сумел избавиться от грозящей ему опасности, поскольку князь Ли успел воспользоваться одним из последних действующих порталов, чтобы продолжить преследование безумного чародея. Вместе со своим верным оруженосцем он в конце концов настиг Карма, пленил его и заточил в один из замков, пустовавших после того, как его владелец-маг бежал в параллельный мир вместе со своей челядью.
Примечание Поля. В различных вариантах легенды имеются расхождения при описании спутника князя Ли. Чаще всего говорят об оруженосце, но есть варианты, в которых упоминаются женщины: дочь, жена или возлюбленная князя. Обращаю внимание на эти варианты потому, что артефакты, находящиеся в распоряжении Марка Кагана, на мой взгляд, доказывают, что спутницей князя Ли была все-таки именно женщина.
Итак, мятежный чародей оказался в застенке, но никакие пытки не смогли бы заставить его раскрыть свои тайны. Князь Ли очень хорошо понимал сложность стоящей перед ним задачи. Им двигала не месть, а стремление во что бы то ни стало восстановить утраченную гармонию. Этому он посвятил всю свою оставшуюся жизнь.
Он стал добавлять в пищу Карма различные средства, вызывающие галлюцинации, ночные кошмары и состояние, похожее на сильное опьянение. От спиртных напитков Карм отказывался. В помещении, где содержался плененный чародей, имелось несколько отверстий, ведущих в соседнюю комнату. Находясь там, князь или его подручные старательно записывали все, что бормотал или выкрикивал пленник. Потом Ли сам внимательно изучал записи, сравнивал их с теми, что были сделаны раньше, и сопоставлял с известными ему заклинаниями. Эта долгая и кропотливая работа продолжалась около тридцати лет.
Князь полагал, что в конце концов Карм смирится и согласится на переговоры, которые могли бы возвратить ему утраченную свободу. Но дух чародея оставался по-прежнему неукротимым. Он мечтал не о свободе, а о мести своему тюремщику. Во время одной из вспышек ярости, спровоцированной очередной порцией галлюциногенов, он сказал больше, чем хотел. Его тайна перестала оставаться тайной. Осознав свою ошибку, Карм сник и стал очень быстро угасать.
Перед смертью он сам пожелал поговорить с князем и в своей исповеди поведал ответы на все вопросы, какие ему задавали. Но его больной рассудок за время заточения окончательно расстроился, а в памяти возникли страшные провалы. Если бы Ли не вел своих записей, он испытал бы жестокое разочарование от исповеди своего пленника, пожелавшего стать откровенным, но утратившим способность связно излагать свои мысли.