В помещение вбежал дежурный офицер.
– Кажется, на нас напали! – растерянно объявил он.
– С чего ты взял? – Пророк попытался сохранять спокойствие.
– Только что уничтожены все силы охранения. Все одновременно. Торпедная атака.
– Кто напал?
– Не знаю, сэр! Горизонт чист, а все электронные системы вышли из строя. Мы слепы, мы беспомощны, сэр! – в голосе офицера зазвучали плохо скрытые панические нотки.
– Все системы к бою! – приказал Каган, но тут же осекся, поняв всю нелепость своей команды.
Он обвел взглядом пункт управления крепостью, увидел безжизненные приборы, побледневшие лица отводящих глаза операторов, мечущихся по залу программистов…
Каган выскочил из помещения, по узким переходам пробираясь на стену «Ипсилона». «Этого не может быть, – шептал он, уговаривая самого себя. – Где-то произошла авария. Пожар. Ведь звучал сигнал пожарной тревоги! Нет никакого нападения. Только что все работало в штатном режиме. Кто способен напасть на мою цитадель?». Но в душу его уже вползал противный холодок, влекущий за собой отчаянье.
Оказавшись на стене, Пророк первым делом приложил к глазам бинокль. До самого горизонта над «Ипсилоном» простиралось безоблачное небо. У стен безмятежно плескалось море. А на посадочной площадке шел бой. На десантников, невесть откуда появившихся в крепости, накатывалась волна солдат гарнизона. Неожиданно прямо из дрожащего от зноя воздуха полыхнул луч лазерной пушки, буквально выкосивший отряд защитников крепости. А дальше Каган увидел вовсе невероятное. Два орудия, размещенных на башне «Ипсилона», развернулись. Точными залпами они начали расстреливать казармы и оружейный склад твердыни. «Предательство!» – мелькнула в голове Пророка отчаянная мысль.
Прежде, чем сам он смог осознать свои действия, ноги понесли его к месту заключения Елены. Он уже почти достиг каземата, когда на его пути возникла знакомая фигура. Скунс стоял без шлема, отвратительно улыбаясь. Потом он сделал несколько шагов навстречу врагу.
– Зря ты не поверил мне, Марк, – издевательским тоном проговорил Држич. – Нельзя недооценивать противника.
– Ты каналья, Алекс! – горько объявил Каган. – Если бы ненависть могла испепелять, тебе не потребовалось бы кремации!
Пророк просто задыхался от бессильной злобы и охватившего его отчаянья.
За спиной Скунса появились четыре фигуры, но тот даже не оглянулся. Каган увидел трех десантников в форме без знаков различия. Их лица скрывали защитные шлемы. Десантники вели освобожденную из камеры Елену. Пророк осторожно положил руку на гашетку личного оружия. Теперь в его голове метался только один вопрос: «Ее или его? Скунса или Джокера? Нет, все-таки его!»
Он не успел шевельнуть пальцем. Резкий удар в грудь опрокинул его на спину. Жгучая боль заставила тело судорожно дернуться. «Когда он успел метнуть нож?» – промелькнула в мозгу ненужная мысль, а потом Каган увидел над собой расплывающееся лицо Скунса.
– Я предупреждал тебя, Марк! – донесся до сознания умирающего тихий, почти ласковый голос. – Мертвым не нужны деньги. Моя ставка была лучше, а карта оказалась сильнее. Блефовал-то ты, а не я.
Скунс выпрямился. Перед ним, глядя остекленевшими глазами на палящее солнце, лежало бездыханное тело несостоявшегося диктатора. Александр повернулся. На шею ему бросилась Елена.
– Спасибо, Валет! Извини меня, если можешь!
– Пустое! – отстранил девушку Александр и скомандовал. – Уходим!
Елена подняла оружие Кагана, торопясь побыстрее добраться до взлетной площадки. Сопротивление защитников «Ипсилона» было уже сломлено. Сбившиеся в тревожно гудящую толпу, люди с надеждой следили за погрузкой транспорта, отчаянно гадая, найдется ли им место в грузовом отсеке машины, которая теперь казалась такой маленькой. В крепости находилось несколько женщин и детей. Их пригласили на борт первыми. Затем наступила очередь гражданских сотрудников.
Држич предоставил Марселю сортировать мятежников, а сам, бросив в микрофон, прикрепленный к воротнику куртки, пару фраз, повернулся в противоположную от транспорта сторону.
В этот момент вздох изумления пронесся по рядам ожидающих посадки сподвижников Кагана. Из воздуха проступили сначала неясные очертания, а потом и весь грозный облик «Птеродактиля», расправившего поблескивающие в лучах солнца крылья и склонившего хищную морду, словно предчувствуя близкий конец своей короткой, но яркой боевой жизни. Држич сначала двинулся к кораблю, потом остановился, повернулся к молча следовавшей за ним Елене, и сказал: