Так или иначе, но Чокан и его отец вскоре после разлада были вынуждены если не примириться полностью, то объединиться против общего врага — Ердена Сандыбаева.
Сандыбаевы — Байгулы и Ерден — фигуры нового образца, казахские кулаки. Оба неграмотны, оба прохвосты. Ерден был не раз под судом, но вывернулся. У Сандыбаевых теснейшая дружба с хапугами, засевшими в омских канцеляриях, — с Кури, Ивашкевичем, Нестеровым и всеми прочими. К тому же Байгулы и Ерден пользуются покровительством нового генерал-губернатора Александра Осиповича Дюгамеля, хотя он взяток не берет. Дюгамель — деятель нового образца. И в этом качестве ему нет резона поддерживать аристократов Валихановых, и так слишком влиятельных и, следовательно, менее сговорчивых. Дюгамелю выгоднее вытащить из грязи Сандыбаевых, создать новый влиятельный клан, ему лично преданный. И это будут не какие-то возомнившие о себе полукиргизы-полуевропейцы, а натуральные киргизы, по-восточному льстивые и подобострастные.
Байгулы и Ерден Сандыбаевы жили в Атбасаре. Их дома по богатству своему удостоились быть упомянутыми в официальном труде по географии и статистике Области сибирских киргизов, составленном генерального штаба подполковником Красовским. И, разумеется, Сандыбаевы считали, что власть в Атбасарском округе может принадлежать только одному из них, а именно Ердену.
Выборы старшего султана должны были происходить летом 1862 года. Всесильный Василий Егорович (Густав Карлович) Кури, правитель канцелярии военного губернатора Области сибирских киргизов, обещал Ердену за хорошую взятку свою полную поддержку. И вот тут вдруг выяснилось, что приехавший из Петербурга образованный сын Чингиса Валиханова собирается выдвинуть свою кандидатуру на выборах Атбасарского старшего султана. Сандыбаевы тотчас принялись действовать. История со служанкой оказалась им на руку. Они увезли к себе разведенного мужа, сочинили от его имени жалобу в Омск. О дальнейшем позаботился Кури. Он состряпал письмо за подписью дурака Фридрихса с категорическим требованием, чтобы Чингис немедленно возвратил насильственно отобранную женщину ее мужу, и с выговором за то, что Чингис потворствует неблаговидным поступкам сына.
Несправедливый выговор старшему султану, прослужившему по выборам почти три десятка лет, имеющему чин полковника, был рассчитай на то, что самолюбивый Чингис обидится и подаст в отставку. Он действительно пришел к такому решению, по вмешался Чокан и поехал вместе с отцом в Омск. Туда же отправился Муса Чорманов. Втроем они представляли такую силу, что Кури был вынужден отступить.
Гутковскому Чокан мог не объяснять, что защищает не узкие, родовые интересы Валихановых, а интересы казахов Кокчетавского округа. Гутковский вскоре имел возможность доложить генерал-губернатору, как мудро поступили, не приняв отставку старшего султана Валиханова. Зимой на Кокчетавский округ обрушилось страшное бедствие — джут. Пастбища покрылись коркой льда, начался падеж скота. По соседству, в Атбасарском округе, джута не было, аулы двинулись туда, но их встретили недружелюбно и кое-где у несчастных, спасавшихся от джута, отобрали последние остатки скота. Чингис употребил все свое влияние. Выхлопотал разрешение кокчетавским казахам пасти скот на атбасарских пастбищах, прекратил начавшееся с голода воровство, самолично занимался раздачей муки, отпущенной из казны для пострадавших аулов.
Чингис действовал согласно тем самым исконным обычаям родовой помощи, о которых Чокан писал, еще будучи кадетом, в своих возражениях А. И. Левшину и двойственность которых он стал замечать, когда глубже постиг политическую экономию. Зимой и весной 1862 года он стал свидетелем того, как бедняков, больше всех пострадавших от джута, закабаляла аульная верхушка. Казалось бы, что может быть лучше обычая саун, по которому оставшийся без скота бедняк получал во временное пользование дойных овец или дойную корову, то есть получал молоко для своих детей. Но на поверку саунши — бедняк, получивший саун, — нес полную ответственность за сохранность молочного стада богача, то есть становился бесплатным пастухом. И вдобавок саунши из чувства благодарности за помощь шел работать в хозяйство богача по первому же зову. Для аульной верхушки саун превратился в золотую жилу, степные кулаки ловчили раздать во временное пользование весь свой молочный скот. Ну и, разумеется, процветал все больше аманат мал, по которому бедняк, взявший годовалого барана, возвращал через год двухгодовалого, а через два — трехгодовалого. Традиционный асар — помощь в сенокошении — превратился в повинность для бедняков заготавливать сено для богатых родичей.