Выбрать главу

Бред безумного новорождённого, эпилепсия бесконечности - фу какая гадость!

Временами начинает казаться, что хаос покушается снова завладеть вселенной. Жалобный стон причитающего и в чем-то оправдывающегося пространства, нечто вроде защитительной речи, произносимой целым миром; в такие минуты приходит в голову, что вся вселенная ведет спор; прислушиваешься, стараясь уловить страшные доводы за и против; иногда стон, вырывающийся из тьмы, неопровержим, как логический силлогизм. В неизъяснимом смущении останавливается перед этим человеческая мысль. Ужас, вызываемый этим оглушительным и невнятным рокотом, усугубляется мгновенно возникающими и столь же быстро исчезающими фантастическими образами сверхчеловеческих существ: еле различимые лики эвменид, облакоподобная грудь фурий, адские химеры, в реальности которых почти невозможно усомниться. Нет ничего страшнее этих рыданий, взрывов хохота, многообразных возгласов, этих непостижимых вопросов и ответов, этих призывов о помощи, обращенных к неведомым союзникам.

***

Факеншит! Тут я снова… да, коллеги, впадаю. Всё туда же - в недоумение.

Я уже говорил, что незнание сиюместных и сиювременных ритуалов, будь то подробности церковной службы или пионерской линейки, сразу выбрасывает попандопулы в маргиналы. Общество отшатывается от него как от чуждого, опасного, как минимум - недостойного индивидуума.

Могут забить до смерти, как ту крестьянку у Некрасова, одевшую чистую нижнюю рубаху на Новый год. Или как-то иначе загнобить, согласно своим представлениям о справедливости.

Стиль литературной или разговорной речи имеет тот же ритуальный смысл, тот же маркер свой-чужой.

Вот такие фразы, так построенные, с таким наборов эпитетов и ассоциаций, с восторгом воспринимает «вся читающая публика» втор.пол. 19 в. Такими текстами наслаждаются, вкушают, впитывают. Подобное сами пишут, говорят, этими конструкциями думает. Такой публики не много. Но она и есть «соль земли», «цвет нации», власть, управляющая нашлёпка общества. Такие тексты задают стереотипы поведения, формируют их менталитет.

И тут - мы. В смысле: попандопулы. С языком, не на много превосходящим диалект Людоедки Эллочки:

- Слышь ты. Чувак. Ты чё? Закурить нету? В натуре?

Реакция очевидна:

- Милейший, что ж ты вилы оставил? Твоё место в хлеву.

И дело не в знании языка, а в стиле мышления. В способности использовать естественно, не задумываясь, а, значит, думать вот так. Вместо «чувак» - «еле различимые лики эвменид, облакоподобная грудь фурий, адские химеры». Без потока «гюгоизмов» с вами, в лучшем случае, разговаривать не будут. Каких бы «семи пядей во лбу» вы не были. Похоже на формирование служилой элиты в Римской Империи: язычник ты или христианин, римлянин или гот - не важно. Важно, что знаешь «четыре классические поэмы». Ты «свой», ты можешь меня понять и тебя можно понять. Можно оценивать доверие, взаимопонимание, взаимодействие. Гомера с Овидием не знаешь? - Иди навоз кидать.

Клеймо невежественности, необразованности, нищеты (образование денег стоит), второсортности, «из подлого сословия». Где тут место попандопулы? В лучшем случае: «вельможа в случае», «калиф на час», «выскочка». Задавить такого при случае - естественное стремление стаи: чужой, эпитетов не знает.

Связь «мысль-слово» - двусторонняя. Мы говорим так, как думаем, мы думаем так, как говорим. Всего-то полтора века. Но менталитеты - уже катастрофические разные. Возможно, вас поймут дамы полусвета. Великосветские - нет.

И куда тогда? К Базарову, в «нигилисты»? «Об одном прошу тебя, Аркадий - не говори красиво».

Не скажу. Хуже: «красиво» - не смогу.

***

Человек теряется, слыша эти жуткие заклинания. Он отступает перед загадкой свирепых и жалобных воплей. Каков их скрытый смысл? Что означают они? Кому угрожают, кого умоляют они? В них чудится бешеная злоба. Яростно перекликается бездна с бездной, воздух с водою, ветер с волной, дождь с утесом, зенит с надиром, звезды с морскою пеной, несется вой пучины, сбросившей с себя намордник, - таков этот бунт, в который замешалась еще и таинственная распря каких-то злобных духов.

Многоречивость ночи столь же зловеща, как и ее безмолвие. В ней чувствуется гнев неведомого.

Ночь скрывает чье-то присутствие. Но чье?