Разрозненное, беглое, зыбкое, пагубное - вот что представляет собою покров ночной тайны. Земля пропадает у нас под ногами, вместо нее возникает иная реальность.
В беспредельном и смутном мраке чувствуется присутствие чего-то или кого-то живого, но от этого живого веет на нас холодом смерти. Когда закончится наш земной путь, когда этот мрак станет нам светом, тогда и мы станем частью этого неведомого мира. А пока - он протягивает к нам руку.
Темнота - его рукопожатие. Ночь налагает свою руку на нашу душу. Бывают ужасные и торжественные мгновения, когда мы чувствуем, как овладевает нами этот посмертный мир.
Нигде эта близость неведомого не ощущается более явственно, чем на море, во время бури. Здесь ужас возрастает от фантастической обстановки.
Древний тучегонитель, по своему произволу меняющий течение людских жизней, располагает здесь всем, что ему требуется для осуществления любой своей причуды: непостоянной, буйной стихией и рассеянными повсюду равнодушными силами. Буря исполняет приказания, ежеминутно повинуясь внушениям чьей-то мнимой или действительной воли.
Поэты всех времен называли это прихотью волн.
Но прихоти не существует.
Явления, повергающие нас в недоумение и именуемые нами случайностью в природе и случаем в человеческой жизни - следствия законов, сущность которых мы только начинаем постигать.
Здравый смысл романиста-романтиста, заставляющий после прочувственного описания «жутких заклинаний», обосновать их «следствиями законов», интуитивно перекликается с моей практичностью, и, даже, весьма свойственными мне ограниченностью, узколобостью и примитивностью.
Типа вопроса о «беспредельном и смутном мраке»:
- Раз темно, ночь типа, то чего ж свет не включить? «Ночь налагает свою руку на нашу душу» - а оно надо? Пущай ручки-то поуберёт.
- У нас нет света.
- Да вы что?! Лампочками не озаботились?! По цоколёвке не совпадают? А предохранители смотрели? Пробки вкручивали? Экая непредусмотрительность…
Тема из «ужасные и торжественные мгновения» превращается в обычные разгильдяйство, тупость и бестолковость. Что вызывает не благоговение, а образ матерящегося электрика.
Характерным признаком снежной бури является ее чернота. Обычная картина во время грозы - помрачневшее море или земля и свинцовое небо - резко изменяется: небо становится черным, море - белым. Внизу - пена, вверху - мрак. Горизонт заслонен стеною мглы, зенит занавешен крепом. Буря напоминает внутренность собора, задрапированную траурной материей. Но никакого освещения в этом соборе нет. Ни огней святого Эльма на гребнях волн, ни одной искорки, ни намека на фосфоресценцию - куда ни глянь, сплошной мрак.
Полярный циклон тем и отличается от циклона тропического, что один из них зажигает все огни, другой гасит их все до последнего. Над миром внезапно вырастает давящий каменный свод. В непроглядной тьме падают с неба, крутясь в воздухе, белые пушинки и постепенно опускаются в море. Пушинки эти - снежные хлопья, - порхают и кружатся в воздухе. Как будто с погребального покрова, раскинутого в небе срываются серебряные блестки и ожившими слезами падают одна за другой. Сеется снег, дует яростный ветер. Чернота, испещренная белыми точками, беснование во мраке, смятение перед разверзшейся могилой, ураган под катафалком - вот что представляет собою снежная буря.
Хлопья снега мгновенно превращаются в градины, и воздух пронизывают маленькие ядра. Обстреливаемая этой картечью, поверхность моря кипит.
***
«Нельзя быть одновременно веселым, трезвым и умным». - Неправда! А я буду! Вот сейчас пошучу и буду. Хотя… если шутка глупая...
В одном чёрном-чёрном городе, жила чёрная-чёрная девочка, и стоял чёрный-чёрный храм. По которому летала картечь. Вжик, вжик… Девочка поймала одну, поднесла к глазам да как закричит:
- А ты почему белая?! Расистка?!
***
Драккар летел стрелой. Порой он давал такой ужасный крен, что почти вставал на ребро, открывая днище до самого киля. Время от времени огромная молния цвета красной меди вспыхивала, рассекая черные напластования тьмы от зенита до горизонта. Прорезанная ее алым сверканием, толща туч казалась еще более грозной. Пламя пожара, внезапно охватывавшего ее глубины, озаряя на миг передние облака и хаотическое их нагромождение вдалеке, открывало взорам всю бездну. На этом огненном фоне хлопья казались черными бабочками, залетевшими в пылающую печь. Потом все гасло.
После первого натиска ураган принялся реветь глухим басом. Вторая фаза, фаза зловещего замирания грохота. Нет ничего тревожнее такого монолога бури. Этот угрюмый речитатив как будто прерывает на время борьбу таинственных противников и свидетельствует о том, что в мире неведомого кто-то стоит на страже.