Парус был напряжен до предела. Небо и море стали чернильного цвета, брызги пены взлетали выше мачты. Часть заглушек была выбита волнами из уключин - и это радовало: потоки воды то и дело захлестывали палубу, и всякий раз, когда судно накренялось то правым, то левым бортом, клюзы, подобно раскрытым ртам, изрыгали пену обратно в море.
Мои спутники тоже «изрыгали». Не только в море, а куда попало. Но пены у них получалось меньше.
Снежный вихрь слепил глаза. Волны плевали в лицо. Все вокруг было охвачено неистовством.
Всё было плохо, но не всё плохо - уже было.
***
«Единственное, к чему мы сейчас должны быть готовы, это ко всему».
Я - пытался. «Будь готов - всегда готов!». Но не представлял себе весь спектр этого «всего».
***
Наконец, я добрался до кормщика. Обнял его как родного и проорал в ухо:
- Нас унесло! В отрытое море!
Норманн стряхнул с ресниц и усов очередную порцию воды и ответил. Тоже криком:
- Знаю! Вода! Вкус!
Тю, блин. А я как-то… не распробовал. Вот что значит настоящая норманнистическая школа капитанов! Геолокация по дегустации.
- А почему не повернул?! Туда? В Мёртвую Вислу?
Очередной плевок волны в лицо заставил викинга задуматься. Ответ был исчерпывающим:
- Проскочили.
***
«Всё шло к лучшему, пока не прошло мимо» - наш случай.
***
Коллеги, кому из вас не приходилось проскакивать нужный поворот на трассе и потом долго искать место для разворота? Ощущая с каждой секундой растущее раздражение от наматываемых на кардан километров? Не просто бесцельных, а противоцельных? Ап-ап… вот только что… чуть бы раньше...
Тяжкий вздох кормщика вызвал у меня искреннее сочувствие - сам, бывало, проскакивал. Тем более обстановка: темно, ветер, скорость. Берегов не видно, а подходить к ним ближе рискованно.
Найти кормщику оправдания нетрудно. Трудно выкарабкаться из этой, как я уже определил - «ж...».
- И чего теперь?
Вопрос, по своему идиотизму, вполне соответствовал моему положению начальника. Кормщик сдул каплю моря с кончика носа и успокоил:
- Небось. Выберемся. Авось.
Слова показывали не только знание русского языка, но и глубокое проникновение в ментальность нашего народа.
Крыть было нечем, повторяя про себя:
- Небось, Ваня, небось. Авось, Ваня, авось, - я оправился в обратный путь: от задницы дракона к его голове.
Внезапно сбоку налетела огромная волна и хлынула на корму.
Во время бури не раз поднимается такой свирепый вал: как беспощадный тигр, он сначала крадется по морю ползком, потом с рычанием и скрежетом набрасывается на гибнущий корабль и превращает его в щепы. Кормовая часть драккара с кокетливо закрученным хвостиком дракона скрылась под горою пены, и в ту же минуту среди черного хаоса налетевших хлябей раздался громкий треск. Когда пена схлынула и из воды снова показалась корма, на ней не было уже ни кормщика, ни кормила, ни завиточка.
Все исчезло бесследно.
Хрясь. Бздынь.
Ё-ё...
Верх ахтерштевня с привязанным к нему человеком, семиметровый кусок двух верхних поясов обшивки по правому борту и кормило с румпелем, унесло волной в ревущий водоворот. Туда же ушла и «дева» с намотанным фалом-ахтерштагом.
Лишившись кормовой растяжки мачта высказалась в духе Кипелова:
- Я свободна, словно птица в небесах, - и беззвучно в общем рёве ветра, но весьма ощутимо скрипя корпусом кораблика, ушла в несвободный полёт.
Выламывая комлём оба толстенных, по 0.6-0.7 м. бруса, на которых она держалась, киль, с которым нижний брус связан, бимсы под мачт-фишерсом… По счастью, крепление брусьев оказалось непрочным. Получить подобие викинговской казни с выворачиванием рёбер из человека, но - из драккара, не довелось. Рёбра-шпангоуты издали душераздирающий скрип, но отпустили беглянку.
С неслышным в общем грохоте урагана звоном мачта лопнула оба своих ванта и, косо взлетев подобно огромной птице, рухнула в море чуть левее форштевня.
«Я свободна с диким ветром наравне,
Я свободна наяву, а не во сне!».
Очень точно. И про «дикий ветер», и про «наяву».
В темноте моря, в грязно-белой пене на волнах была видна кучка брёвен, полосы шерстяного паруса, вздувшегося пузырём, извивающиеся, как стая морских змей, пеньковые верёвки. Всё, что всего несколько минут назад составляло красу и гордость «балки зыби», он же - «конь дубовый».
Это скальдические кеннинги, не обращайте внимания. Мне ближе такое:
«Выйду ночью в море с конем,
Бурей темной мы поплывём,
Мы плывём с конем по морю вдвоем...»