***
Согласитесь, трудно быть философом на русском, рассуждать «о конце» мироздания, при таком исконно-посконном круге ассоциаций.
Вместо того, чтобы стоистически принять неизбежное, как драматически сделал экипаж у Гюгы, я набрал воздуху и заорал:
- Твою…! Вы… ля… ля… и ля! А ну…! ...и вычерпывать!
Смысл моего вопля состоял в том, чтобы сдвинуть в сторону доски палубы и выкинуть оттуда камни балласта.
Драккар сам по себе, хоть кучкой щепок, но плавает. Почти всё внутри корабля - тоже плавает само по себе. Дерево и тряпки, еда и люди. Тянет вниз только металл и камень. Камень - сейчас выкинем. А металл… я ж не взял серебро у Сигурда? - Во-от.
В процесс включилась вся команда.
Фигня. То, что делают два десятка мужиков изо всех сил, уничтожается волной за мгновение. Воды становится больше. Но процесс притормаживается. Когда мы умрём - мы сделаем это с чувством выполненного долга. Довольно скоро.
Бортовая качка - предвестник переворачивания, гибели. В этом я Гюго верю. Надо возвращаться к килевой. А чем? Паруса нет, руля нет…
Тут мне следовало бы издать обычный рефрен:
- Чёртово средневековье! Как чего-то надо - его всегда нет!
На глаза попались валяющиеся под лавкам вёсла. Картинка только что произошедшей гибели Шипули… мачта с парусом в воде, отстающая от кораблика... неизбежный рывок форштага, связывающего корабль и «плавающий тормоз»…
Как я уже говорил, отупение трансформировалось не в смирение, а в соображение.
- Охрим! Две пары на вёсла!
Оказавшийся рядом один из пулемётчиков ошарашенно спросил:
- Мы… чего? Гребсти будем?
- Нет. Табанить.
Потребовалась пара минут, прежде чем четыре весла были высунуты в сохранившиеся порты, максимально опущены в глубину вод и заклинены попавшимся под руку обломками. Отпускать нельзя, но гребцам подмога. Когда организованный таким образом «плавучий тормоз», заработал, драккар вспомнил, что у него нос и корма не одинаковы и развернулся к волне задницей.
***
Ничего нового: какой-то русский путешественник 18 в. описывал, как в Обской губе при сильном встречном ветре гребцы опустили за борт кроны срубленных деревьев. И течение реки повлекло лодку против ветра.
***
Люди были в восторге, они смеялись и хлопали в ладоши. Это, конечно, истерика, но я и сам был очень доволен.
Во я какой! Ванька-лысый - мореплаватель сведущий.
Мда… Когда играешь с провидением помни - все тузы на той стороне.
Шторм внезапно изменил направление. На противоположное.
Итить! Любить и переворачивать! Да сколько ж можно! Не любит меня метеорология. В смысле: наоборот. «Любит». И весьма изощрённо.
Внезапные причуды моря непостижимы: это бесконечное "а вдруг". Когда всецело находишься в его полной власти, нельзя ни надеяться, ни отчаиваться. Необъятному угрюмому морю свойственны все черты хищника. Оно то выпускает острые когти, то прячет их в бархатных лапах. Иногда буря топит судно походя, на скорую руку, иногда как бы тщательно обдумывает кораблекрушение, можно сказать - лелеет каждую мелочь. У моря времени достаточно.
Северо-восточный ветер начался вихрем. Крупные градины, величиною с мушкетную пулю и не уступавшие ей в твердости, казалось, готовы были изрешетить судно. При каждом крене градины перекатывались по кораблю, как свинцовые шарики. Драккар, терзаемый сверху и снизу водной стихией, чуть виднелся из-под перехлестывавших через него волн и пены.
Люди хватались за что попало. После каждой очередной встряски они с удивлением оглядывались, видя, что никого не унесло в море. У многих лица были исцарапаны разлетавшимися во все стороны щепками.
К счастью, отчаяние во много крат увеличивает силы человека. В минуты смертельного страха пальцы женщин превращаются в настоящие тиски; молодая девушка способна вонзить свои розовые ноготки даже в камень.
Мда… Гюго, наверное, знал про женские ногти.
«Розовые ноготки в камне»… там и остались… Это так волнительно!
Вначале ветер и волны несли нас на северо-восток. Потом ветер исчез, и мы зацепились вёслами за волны. Мы тормозили, но двигались в том же направлении. Тут ветер ударил в лицо. Ветер и волны пытались тащить нас в разные стороны. Эти силы разорвали бы нас на части, но ветру мало за что было зацепиться на корабле. Зато он мог управлять волнами. После относительно короткого периода сутолоки, когда волны пытались бежать в обе стороны одновременно, а «дубовый конь» изображал молоденького жеребчика с веткой колючек под хвостом, режим движения восстановился: ветер и волны погнали нас одну сторону, на юго-запад.
Легко отделались: один вывих руки, один сильный ушиб головы, два утопленных весла и семь метров четырнадцатого пояса у бывшей кормы, сломанного по гребные порты. Выше в прошлый раз снесло.