Закономерно: с момента исхода после битвы при Ферхене прошло 37 лет. Мужчины, в молодости дравшиеся с саксонцами, умерли. Захватить достаточно женщин, наделать детей, сформировать растущую общину - не смогли.
***
В АИ положение «даугавских ободритов» резко изменилось с появлением в этих краях русских.
Два года назад здесь прошёл Михалко. Очень аккуратно прошёл. Было ожидание конфликта, но Михалко сумел объяснить, что он, конечно, христианин, но другой, православный. Славянин, как ободриты, а не немец и не балт. Все прежде виденные мигрантами христиане были немцами и католиками. Местные балты - язычники, но другие. А тут что-то родное.
У Михалко свой интерес: ему нужны люди, бывавшие на Руяне и в окрестностях, представляющие тамошнюю географию и персоналии. Поэтому он был особенно дружествен.
Когда этой весной сюда скатился мой караван из Полоцка, включая два «шилохвоста», ободриты тепло приняли пришедших.
Огромные, по здешним меркам, корабли, множество удивительных вещей - произвели впечатление. Мигранты первой волны (ободриты) и второй (зверятичи) решили жить дружно.
Мои люди сразу же начали стройку. Кое-что сделали. Тот же лоцманский пост на море. Ливы, следуя традиции враждебности, напали и сожгли.
«Друг моего врага - мой враг». Ну и дураки. Надобно приумножать друзей, а не врагов.
Ободриты, естественно, потребовали мести:
- Пойдём! Сожжём! Всех! Или вы не мужчины?
Смысл понятен: пусть русские побьют ливов. Мы сбережём своих, а потом… то ли поможем русским, то ли наоборот. То ли «два в одном»: сперва поможем, потом наоборот. Во всех вариантах получим от обеих враждующих сторон разные «плюшки». От русских - товары, от ливов - женщин и скот.
Племена очень прагматичны: выживать надо. Да и какое благородство может быть в отношение инородцев и иноверцев, которые просто дикие двуногие звери? Люди - только мы.
Против примерно двух сотен ободритов, состоявших наполовину из боеспособных мужчин, выступали ливы, курши, земгалы. Каждое из племён - 20-40 тыс. душ. Само существование ободритской общины основывалось на пограничном положении: нападение любого из соседних племён вызывало реакцию остальных, что притормаживало всех.
Не ново для меня: выживание Всеволжска - от его «пограничности» между Волжской Булгарией и Русским Залесьем.
Главный среди «зверятичей» - своеобразный парень, продукт моей «исправительно-трудовой системы» - Горюн Ждиборович. Есть у него и христианское имя, под которым в документах записан. Но себя он называет так.
Горюн - не «рыцарь на белом коне», не «юноша бледный со взором горящим». Хотя и молод. Профессиональный вертухай с большой выслугой.
Я рассказывал как-то об эпизоде в Пердуновке, когда мне пришлось упокоить вредного попа Геннадия. Потом я несколько «пошалил» и привёз к себе, «принудил к сожительству», его дочь Трифену.
Э-эх, Трифа. И нафига тебе был тот хмырь с позументом? Или в чём он тогда…
После ряда тамошних событий, ко мне привели трёх его маленьких сыновей:
- Вот тебе сироты. Призревай.
Старший из мальчишек, Христодул, разозлил меня отношением к своей сестре и моей любовнице и попал на «принудительный труд» - болото копать. Но не работником, а начальником. Парень меня ненавидел, справедливо считал убийцей отца и причиной погибели семейства. Прямо гадить не решался, всю свою невысказанную злобу обрушил на присылаемых ему горемык-трудников.
Злоба выражалась не в форме садизма, а в том, что местных жителей приводит в панику: точное следование правилам. Довольно быстро он превратился в самый страшный вид тюремщика: дисциплинированно-бездушный.
«Что положено - отдай и не греши» - от него выходили либо «безгрешные», либо «в землю положенные».
Тогда же попал к нему Горюн.
Нормальный парень из крестьян-«пауков», его «сдали в каторгу» взамен старшего брата, который чего-то там отчебучил. Горюн посчитал такое смертельной обидой и страшной несправедливостью. Типичный «путь изверга»: род, как каракатица задницей, отстрелился парнем на съедение властям.
Иногда такие обиженные вырастают в бунтарей, озлобленных не только на родное семейство, но и на весь мир. Другие замыкаются в себе, уходят во «внутреннюю эмиграцию», в мизантропы и отшельники.
Оба были в те поры мальчишками. Христодул учуял «родственную душу» и по завершению срока предложил остаться в надзирателях.
Вскоре возникли народные мудрости типа:
«Попадёшь к Горюну - хлебанёшь горюшка», «под Горюном жить - горя не избыть».
Прошло десять лет, парень сделал карьеру: вырос в глав.менеджера по спец.контингенту.