Начинало быстро темнеть. Закат умирал над полями, над лесом, над крышами домов придорожного поселка.
Пробка впереди потихоньку рассасывалась.
– Федор Матвеевич, но зачем ей убивать сестер? – Катя в эту минуту меньше всего желала спорить и противоречить, но она ничего не могла поделать с собой. – Какой мотив? Ведь даже в том деле пятьдесят пятого года мы отыскали мотив, а тут с Виолой… я его не вижу.
– Младшая сестра – вот тебе и мотив, младшая сестра – злыдня. Они могли ею помыкать, мы же знаем об их отношениях между собой в семье только со слов Офелии. А потом ты же сама говорила – Виола влюблена в охранника Киселева, а тот любит ее мать. Злость, ревность…
– Но она же не матери подсыпала яд на празднике.
– Все сходится на ней – знакомство с Лопахиным, данные экспертизы ДНК с конфетных оберток. Одну я поднял на даче, в доме, а вторую она на моих глазах во дворе больницы швырнула мимо урны. И я поднял, эти конфеты в продаже в Электрогорске, и экспертиза выявила наличие на обертке следов ДНК, схожей с образцами ДНК ее сестры Гертруды. Родственная связь. У подростков всегда потные руки, особенно тогда, когда они готовятся убить. Ты же хотела найти отравительницу. Вот мы ее и нашли. А то, что ей всего четырнадцать… да ты видела, что она перед камерой перед Лопахиным вытворяла? Где разврат, там и злоба, коварство. И самое главное – эта самая ипекакуана, рвотное снадобье. Это же антидот, как ты не понимаешь. Она дала яд сестрам, а сама из осторожности приняла антидот!
– Федор Матвеевич, я понимаю, и во многом вы правы. Но все равно…
– Что, что еще тебя не устраивает?!
– Что-то не сходится, я не знаю, но что-то не так.
Темная стена леса вставала по обеим сторонам шоссе. Огни, огни фонарей, слепящие фары встречных машин.
– Если тут свернем, не застрянем на перекрестке у светофора возле Баковки, сэкономим минут десять, – объявил водитель Гущина.
Не застрянем на том самом месте, где майор-педофил умер в своей машине…
– Только тогда придется через промзону, через территорию завода. Мимо старых цехов в районе Сороковки.
Они свернули, проехали несколько километров, миновали атвозаправку и снова свернули. И очутились на заброшенном железнодорожном переезде.
В свете фар справа мелькнули развалины: кирпичные стены, черные провалы огромных окон. Здание, открытое всем ветрам и дождям, лишенное крыши, походило на декорации к фильмам ужасов – ржавые балки выпирали наружу, все заросло крапивой и бурьяном, все обратилось в пыль и прах давным-давно, став прибежищем крыс и бродячих собак, сов и нетопырей.
– Бывший гальванический цех, – сказал Гущин. – Это здесь ты так рвалась побывать? Вот, гляди, что от него осталось. Ничего.
Оперативная машина (они поклясться были готовы, что шофер и не собирался останавливаться тут)… внезапно заглохла.
В открытые окна вплыла ночь и голоса ночи. И все это длилось доли секунды. Потом мотор снова заурчал, словно опомнился, и они рванули с места.
Миновали промзону на большой скорости, въехали в поселок и…
В эту минуту в Электрогорске погас свет.
Впоследствии мэр Журчалов объявил горожанам о досадной аварии на местной подстанции и даже наутро собрал совещание с участием представителей энергокомпании.
Но в эту ночь, как враг, как захватчик, в город вошла темнота.
Ехать на задержание в полной темноте…
– Смотри на дорогу, осторожнее! Черт, и сотовый вырубился. И навигатор!
Ни зги… словно их сбросили в черную бездонную яму…
Особняк за высоким забором, в который они уже приезжали, вырос перед ними как сказочный замок.
Ни огонька в окнах.
Автоматические ворота открыты – нет тока, все настежь.
В темном саду лишь ветер ночной гуляет.
Полковник Гущин поднялся на крыльцо.
– Есть кто дома? Полиция!
Дверь входная открыта.
Так темно там, внутри…
– Фонарь найди в багажнике, – крикнул Гущин Кате.
Та достала фонарь.
– Где опергруппа? Почему сюда не едут, не понимаю, должны быть уже здесь.
Как выяснилось потом, вторая оперативная машина, выехавшая из Главка, в темноте, накрывшей город, свернула не на ту улицу и, проскочив промзону, снова выехала на федеральную трассу – как слепой жук на свет фонарей.
– Эй, есть кто дома? Это полиция!
Они стояли посреди пустого темного холла. Тишина в доме. Гущин, забрав у Кати фонарь, медленно прошел к двери – толкнул ее: длинный коридор.