Тьма распахнулась, приняла ее в по-матерински ласковые объятия и запеленала в мягкий кокон покоя…
***
Зайдя со стылого уличного воздуха, предвещающего скорый Гон, в клеть, Ирондель чуть не застонала от удовольствия. Елень не только натаскал воды, но и придвинул ведерки и тазики поближе к горячей от рядом стоящей печи стене. Он даже неведомым образом выцарапал у корчмаря высокую глиняную кружку, до краев полную нагретого молока, и чарку «пшеничного вина», а северянина заставил по пояс раздеться.
Сам полуэльф что-то беспечно рассказывал новообретенному другу. Тот нехотя кивал, кривил рот в добродушной насмешке, но не отрываясь следил за Дель, стоило ей появиться на пороге. Смотрел, как стягивает она с плеч тяжелую войлочную накидку, трет друг о друга ладони в перчатках, а после сжимает кулаки, чтобы скорее разогнать кровь по замерзшим рукам.
— Бочонок из-под умывальника ближе к лавке поставь. И воды налей в него побольше, — бросила, расстегивая фибулу о горла и стягивая с шеи теплый шерстяной платок. Елень пожал плечами и послушно поднялся с пола, на котором сидел. Подтащил ближе бочонок и ловко наполнил его до краев водой.
— А зачем это?
— Увидишь.
Дель до кряхтений полуэльфа дела не было. Она стояла, задумчиво рассматривая ввязавшегося не в свое дело северянина, поджимала губы и мысленно костерила его на чем свет стоит, называя самое мягкое «дуболомом».
— Нож дать? — северянин заговорил слишком неожиданно, чтобы можно было сразу понять, о чем он ведет речь. Ирондель приподняла в немом вопросе брови. — Голову отрезать. У тебя на лице написано желание…
— Себе оставь. И нож. И голову. У меня дома больше нет места для еще одного пустого бараньего черепа, — хмыкнула колдунья и кончиками пальцев коснулась висков мужчины, тот сразу вцепился в ее запястья, сжал так крепко, что на мгновение у Дель появилось ощущение — ее кости сейчас превратятся в кисель.
— Расслабься уже, я не собираюсь тебя убивать. Или ты думал, что я позволю тратить водку, чтобы ты уснул? Доза маловата, — ее руки нехотя отпустили. Ирондель едва слышно выдохнула и высвободила дар, убаюкивая магией, помогая улечься ровнее на лавку.
«Винтар… что бы ты помер, упрямый форосуурский баран, — она опустилась на пол возле лавки и зарылась пальцами в волосы от бессилия, — и желательно лет через сто…»
Вскоре Дель поднялась, хотя у нее совсем не было желания двигаться. Чувствовала она себя так, словно это в нее попали из странного оружия и это она обессилела от потери крови. Елень следил за ней из угла круглыми любопытными глазами, ждал, что будет следом, удивлялся ее неторопливости.
— И надолго ты его? — наконец не выдержал и спросил, кивая на лавку.
— Зависит от него самого. Кому-то хватает на полчаса, кому-то на два-три часа, а кому-то на сутки и больше. Но времени у нас и правда мало.
— А зачем?
— Ты хочешь, чтобы он кричал от боли?
— Он бы не закричал, — упрямо покачал головой Елень.
— Даже он бы закричал, поверь мне.
Когда в чарку с пшеничным вином Ирондель бросила кривую иглу и длинную шелковую нить, полуэльф поморщился, но с еще большей жадностью начал следить за тем, что колдунья делает, а там все больше удивился, когда она — будто бы вовсе не знает стыда, — сбросила с себя перчатки, а за ними верхнее платье. Мелькнули в слабом освещении выписанные хной степные татуировки, уже полустертые, но все еще доступные для понимания.
— Скажи, а что ты делала там, в тени овина?
Она закончила поправлять волосы, чтобы те не мешали во время колдовства, вымыла руки в нестерпимо горячей воде и повела плечами:
— Допрашивала последнего ватажника, которого не успела сжечь, не появится ли еще отряд-два по мою душу, — Дель склонилась над разлегшимся на лавке северянином, осторожно проводя кончиками ногтей возле раны и пытаясь разобраться, насколько сложно ей будет. А осознав насколько все печально, витиевато выругалась на эльфийском и пробормотала, что воды может и не хватить.
— Но некромантия же под запретом, — насупился тем временем Елень.
— Как и девичья манера оставаться на ночь в одной комнате с мужчиной, когда еще не замужем, — Ирондель опустила левую руку в бочонок, исходящий паром, стараясь не поморщиться от прошившей ее до плеча боли, — Но мне можно и не такое.
Елень сдвинулся с места, подбираясь ближе, чтобы во всех подробностях рассмотреть как в правой руке Дель, на самых-самых кончиках пальцев,заплясали золотистые всполохи колдовства.
— Ты из ведьм? — шепнул осторожно полуэльф, боясь спугнуть творящееся перед его глазами чудо. Ирондель фыркнула:
— Ведьм не существует. Это сказка.
— Угу, — нахмурился в ответ парень, — а эльфы воруют детей из колыбелек. Серьезно, ты же ведьма?!
— Нет.
Полуэльф еще больше нахмурился, теперь уже внимательно приглядываясь к полустертым рисункам на руках чародейки.
— О, — почти ткнул в знакомый узор. — А эту я знаю. У нас барнайс с похожей гостил, сказал, что это знак Межмирника, ну, то есть, ходящего между мирами. Посредника, во! Не, зуб даю, что ты ведьма!
— Напомни мне, когда я закончу, дать тебе в челюсть, — устало пробормотала Дель и жестом велела поменять воду в бочке на более горячую. Ей как никогда раньше нужно было тепло. Чем больше, тем лучше — из личных ресурсов она еще успеет вычерпать силу, и пока есть возможность брать силы извне, ею надо пользоваться.