Спасение пришло внезапно. Ранним утром. Сперва раскаркалось жадное до наживы воронье, предвещая недоброе, а после на пороге корчмы выросли два эльфа в нарядных одежках, украшенных форосуурским гербом. Один из них опасливо держал на сгибе вытянутой руки Мэйгво. Птица нервно вертела головой в клобучке и сердито клекотала, но вдруг замолчала, повернувшись в ту сторону, где сидела в полутемном углу ее хозяйка и радостно крикнула, заставив выпивох от неожиданности пригнуться.
Дель в это время втолковывала Еленю, как правильно вытаскивать из тела зазубренные стрелы.
— Дротнинг Ирондель, — старший из эльфов вежливо поклонился, а после кивнул второму, чтобы тот отпустил феникса. — Вас хочет видеть тогхаран Ормгейр.
— Он здесь? — она нехотя оторвалась от изрисованных и исписанных листов, на которых чертила полуэльфу необходимые для понимания схемы и давала подсказки. Пришедшие за ней эльфы одновременно покачали головами. Нет, лично княжич за ней не явился.
— В Раккасе.
— Зачем я ему?
— Об этом может сказать только он сам, — посол попробовал слабо улыбнуться, но сник под настороженным взглядом колдуньи. — Кони ждут, моя госпожа.
— Хорошо, едем, — и добавила, поднявшись со скамьи, на эльфийском так тихо, чтобы слышал только тот, к кому она обращается:
— Еще раз назовешь меня «дроттнинг», пожалеешь, что вообще научился говорить на общем, ты понял?
Посол поморщился и нехотя кивнул:
— Понял, тарьоронэ.
Злобный вороной конь почти плясал от нетерпения, порывался укусить каждого, кто пытался подойти поближе, чтобы рассмотреть красавца, и стих, стоило рядом оказаться Дель. Ее он узнал — гвальк’хи ценили форосуурских правителей, а потому не раз отсылали своих коней в дар владыкам Севера, не заискивая перед Северным Ветром, но соглашаясь считать их конунга равным своим вождям; подарком для ставшего правителем Нордара озаботился Гволкхмэй, Ирондель же не отставала в те дни от своего прадеда, а потому могла узнать любого из отосланных в Форосууре коней.
— Вот чудеса, — хмыкнул один из провожатых, — так долго не давался, а теперь — шелковая лента, даром что не стелется. Тогхаран как в воду глядел, говоря, что надо взять именно этого жеребца для вас.
— Просто вы не умеете с ними обращаться, — пожала плечами колдунья. — Его, кстати, звали у нас Рауг. Он быстрый и злобный, в самый раз для боевого товарища.
Когда недолгие приготовления к отъезду были закончены, Мэйгво выпущена вперед, а сама Дель сидела в седле, на двор выкатился Елень. Выглядел он вновь немногим лучше взъерошенного воробья, однако на этот раз казался куда более уверенным и целеустремленным, нежели в вечер перед бурей.
— Танвари Твилин, — окликнул. И Ирондель, задумчиво рассматривающая собственное искаженное отражение в медном украшении упряжи, обернулась. — Танвари Твилин… можно вопрос… не по теме урока? — он покраснел смущенно и потупился. — Личный.
— Еще один? Попробуй, ванрэ Ар’са, но я не обещаю на него ответить.
Полуэльф жестом попросил ее спешиться и отойти подальше от тех, кто мог подслушать разговор. И с каждым шагом в сторону от посольства уши Еленя горели все жарче.
— Тот человек, Дарий… что ему передать? Он же будет спрашивать, куда вы делись.
Дель фыркнула. Повела плечами и пробормотала, что Елень вполне может пожелать северянину катиться к лярвам.
— Что хочешь, то и говори. Можешь вообще промолчать. Или сказать, что к его коллекции королев еще одну не прибавишь. Жаль, но Вигедорном правит Наместник, а Селена глубоко замужем и на адюльтер у нее не хватит духу.
— Но вы же… я же вижу, вы же друг другу нравитесь! Даже тогда, ночью, вы остались с ним, танвари. Это же многое значит. Как честный человек, он жениться на вас должен. Почему нельзя остаться?
Ирондель едва не захохотала, зло и устало:
— Он мне ничего не должен, Елень. И я ему, если так подумать, тоже.
— Но почему?
Она вздохнула, опустилась медленно на перевернутую, припорошенную не стаявшим снегом бочку и горько усмехнулась.
— Ты знаешь, что за все надо платить? Для того, чтобы проснулся Дар, надо что-то потерять… или пережить что-то воистину страшное, оказаться на грани гибели… Чем сильнее в тебе магия, тем страшнее обычно потери. Это не всегда так, конечно, но чаще всего. Чем ты заплатил за целительство, мой глупый ванрэ?
Парень ненадолго задумался, пытаясь вспомнить, а после неуверенно ответил:
— Ногами. Мне тогда было лет пятнадцать, я повздорил с матерью и отчимом и ушел бродить, чтобы успокоиться. Началась гроза. Молния тогда ударила в дерево, я попробовал отскочить, но запнулся и… и деревом мне перебило обе ноги в коленях. Я не знаю, откуда тогда взял силы выползти и доползти до дома. И деревенский лекарь тогда тоже удивился, как это я не помер от боли, пообещал, что я никогда не встану и не пойду. Но все зажило. А потом началось… это.
Дель улыбнулась: как мало порой надо для столь многого.
— Мне было четырнадцать. И Дар проснулся не сразу. Когда умер мой дядя, слишком много сделавший для меня, случился первый всплеск. Второй случился, когда я узнала о смерти родителей. И снова не до конца. А третьим я убила своего второго дядю. Заслуженно, впрочем — он меня изнасиловал. Вот тогда-то Дар проснулся полностью. Я даже малодушно подумала, что больше ничего не потеряю, но попала в степи. О, шаманы там просто невероятно мудры и прозорливы. Они-то мне и сказали, чего я не заметила. Что Рок взяла в обмен на способности, будто прочего ей было мало, — колдунья прокашлялась и поджала досадливо губы. Елень ковырял носиком сапога снег перед собой, опустив голову пониже, чтобы нельзя было разглядеть эмоций у него на лице. — Как женщина, я никому и никогда не принесу счастья, Ар’са. Ни одному мужчине. И Дарий знает об этом. Мне… нечего ему дать, а значит, я ему не нужна и мне нет смысла оставаться.
— Ты, — полуэльф вскинулся сердито, забыв даже, что с началом ученичества начал обращаться к Дель исключительно на «Вы», — у него спрашивала, нужна ли ты ему? Или сама за всех все решила?
— Мне нечего ему дать. И нет смысла оставаться, — как эхо повторила Дель свои же слова.
От злости Елень даже топнул:
— А себя?
— Ему это не нужно…