Изабелла открыла глаза, в которых еще мелькали отражения её муки…
— Еще немного, моя милая… Сейчас все пройдет… Совсем скоро ты поймешь, как это прекрасно!
— А.. разве это еще не все?
— Моя маленькая невинная птичка… Не все… мы только начали…
Он попытался двинуться внутри, но почувствовал, как она резко напряглась и снова задрожала…
— Не надо…
— Спокойно, милая… Расслабься… Прими меня. Прими все, что я даю тебе…
Он начал двигаться, очень медленно, осторожно… Её тело не хотело принимать его и мириться с вторжением, Белла слабо застонала, протестуя, но он был непреклонен…Медленно вгоняя в её лоно свой член, он продолжал ласкать её губами, стараясь касаться самых чувствительных местечек…
Тянущая боль, сопровождала движение его жезла, когда он начинал выходить из неё и снова резкая, когда возвращался обратно. Белла всхлипывала, стонала, напряжение не отпускало её тело, но с третьим или четвертым его мучительно медленным вторжением боль начала трансформацию. В глубине её тела рождалось нечто новое, но смутно знакомое. Сначала слабым потоком, потом плавной волной, а уже через несколько мгновений — стремительной лавиной в её тело влилось наслаждение.
Это было невозможно понять и передать словами. Ощущение его плоти внутри её плоти, в первые секунды показавшееся ужасно болезненным, чужеродным и опасным, теперь стало необходимым и желанным. Словно все это время без него она не была законченной, завершенной. Теперь же это случилось — её создание, как существа человеческого, женского, истинного было завершено.
Стон её из жалобного превратился в жаждущий. Изгиб тела, стремящийся к освобождению, стал стремиться к соединению.
Она стала женщиной, и эта женщина рвалась к вершинам страсти.
Он почувствовал изменение сразу — её руки, прежде отталкивающие, стали обнимать и прижимать. Губы, которые она кусала в напряжении, расслабились и были готовы к поцелуям.
— Белла…
— О, Гэбриел!
Поцелуй был глубоким, страстным, и жадным. Движения его языка, повторяли движения другой части его тела, гораздо большей и так же погруженной в её сладостные недра.
Белла чувствовала, как жаркая волна подхватывает её, погружая в безумие плотского наслаждения. И с каждой секундой ей хотелось большего. Хотелось его ближе, глубже, плотнее. Она подалась вперед, вжимаясь в него бедрами. Он застонал, осознавая, что её тело не просто подчиняется его телу, но готово кружиться с ним в этом танце страсти вместе.
Мужчина осмелел, движения стали резче, грубее, но её тело уже было готово, она сжимала внутренние мышцы, стремясь удержать его, принять до самого конца.
Белла погрузилась в дурман удовольствия. Все исчезло, растворилось. Были только он и она. Горячие, страстные, алчущие друг друга. Никаких мыслей, никаких сожалений, никакого стыда.
Её влажное лоно издавало сладкие звуки. Его губы взяли в плен нежные соски, заставляя девушку изгибаться и всхлипывать от невероятного желания. Она чувствовала, что больше не в силах сдерживать свои эмоции. Это было восхитительно! Порочно, страстно, распутно... И восхитительно.
Напряжение нарастало и, наконец, взорвалось, принеся грандиозный фонтан освобождения. Белла закричала, содрогаясь всем телом, прижимая его к себе. Движения мужчины стали резче и жестче, еще мгновение, и он излился в неё, содрогаясь и почти не сдерживая стон.
Сразу после этого он сполз с неё и упал рядом, на спину, тяжело дыша, словно только что занимался тяжелой работой или пробежал несколько миль.
Они лежали рядом, потные, уставшие... Навсегда соединенные нерушимыми узами…
Белла боялась пошевелиться. Боялась спугнуть ощущение невероятного счастья, которое окутало её теплым, ласковым одеялом.
Он повернулся к ней и запечатлел на её лбу нежный сухой поцелуй. Затем встал, подошел к окну, несколько мгновений смотрел на залитый лунным светом сад. Потом ушел в гардеробную.
Её глаза сами собой начали слипаться. Ей хотелось встать и пойти за ним, или позвать — но не было сил шевелиться и говорить. Она провалилась в сладкий напоенный воспоминаниями о близости сон.
Она проснулась, когда ночь уже потихоньку сдавала права, близился рассвет, было удивительно тихо. Ароматы ночного сада проникали в комнату даже сквозь закрытое окно. Уголья в камине лениво поблескивали.