Девочка, сидевшая справа от меня, слегка зашевелилась, я почувствовал это по ее дыханию – его звуки то отдалялись, то приближались ко мне. Видимо, она качалась из стороны в сторону. Из ее уст раздался тонкий детский голос. Это была песенка, слов я не понимал, но пела она очень красиво, кажется, это была латынь.
– Sal loti… Satanika estus…
– … Sedata flammis… amissa omnia…
Ее голос пробирал меня до костей, я чувствовал на себе ее взгляд, он обжигал меня. Когда она делала паузы, все силуэты вместе повторяли одно и тоже.
– Domus animae, salvabit animam eius.
Они приближались ко мне, медленно выплывая из мрака. Первая фигура стояла уже слева от меня, у самого изголовья кровати, и я чувствовал, что она вот-вот положит руку на мою голову. Чем ближе они придвигались, тем тяжелее становилось дышать – воздуха не хватало. На грудь мне что-то давило, все сильнее и сильнее, как будто кто-то сидел прямо на мне, но никого не было. Девочка пела все настойчивее, все громче, музыка эта была одновременно и красива, и ужасна.
Сердце мое было готово выпрыгнуть из груди. Я уже терял всякую надежду. Мне казалось, что это никогда не закончится, что я вечно буду в этой комнате вместе с силуэтами. Стул начинал раскачиваться все быстрее, а затем он упал, и раздался детский плач. Затем кто-то пополз по полу, движения были быстрыми и затихли, лишь оказавшись под кроватью. Прямо подо мной.
Девочка замолчала, а из-под кровати донесся сдавленный стон. Движение возобновилось, и чья-то костлявая рука, появившаяся снизу, схватила меня за ногу. Сначала с одной стороны кровати, потом с другой. Я этого не чувствовал, но увидел. Увидел, как эти руки хватают меня все крепче. Я не мог противостоять, не мог сделать ровным счетом ничего.
Не знаю, сколько времени способно человеческое тело находиться в таком сильном стрессе. Не знаю также, сколько времени должно пройти, чтобы человек сошел с ума от этого стресса. Но я был к этому близок, я это чувствовал.
Взгляд девочки справа от меня стал невыносим, я чувствовал, что скоро начну плавиться. Глаза невольно дернулись в ее сторону. И я увидел часть ее лица. Она нависала надо мной, сверля меня взглядом. Какая-то странная улыбка украшала ее лицо. Губы двигались, беззвучно произнося какие-то слова. Впавшие щеки, серая кожа, изрезанная царапинами, и глаза, огромные, но что-то в них было не так. Она склонилась еще ближе, и я увидел, что у ее глаз не хватает век, они были вырезаны, на их месте слегка поблескивали какие-то капли, и я понял, что темные подтеки на ее щеках – застывшая кровь.
Это лицо въелось в мою память, я даже сейчас помню его в мельчайших подробностях. Оно запомнилось, ведь это было последнее, что я увидел, затем глаза окутала тьма. В отдалении раздался чей-то крик, и я отключился, упал в обморок. Этот образ все еще стоит у меня перед глазами. Забыть его не получается. Меня сверлят ее глаза.
Я очнулся у себя в кровати, весь в поту, попытался встать, но мне не хватило сил. Так я приходил в себя несколько раз. Каждый раз от одного и того же сна. Каждый раз я пытался встать, но не мог. И каждый раз комната была пуста, а стул лежал на полу.
День третий. Дом Капитана Балма.
Капитан долго не мог прийти в себя, этот голос, вся эта обстановка… сильно выбили его из колеи. Он сидел в кресле и мирно покуривал трубку. Хоть Балм и собирался вздремнуть, но после разговора пропало даже малейшее желание ложиться.
– Что же это было? Неужели я сошел с ума… Или же он… Нет, это чушь. Еще немного и я начну разговаривать с призраками.
Капитан часто разговаривал сам с собой, так легче думается. Он задавал себе вопросы, а потом на них отвечал. Как-то раз ему сказали, что это расшатанные нервы, но Балм называл это тренировкой мозга. «Как могут те, кто не умеет разговаривать с собой, общаться с другими?», – так он обычно говорил. Тишина его раздражала, а работа шла лучше в постоянном монологе. «Сократ тоже говорил сам с собой, сначала нужно познать самого себя, так он это объяснял, и ничего, не спятил. Да и если человек хороший, чего бы и не поговорить».
– Нужно это забыть, и перейти к… – капитан поднялся с кресла, потянулся и вздохнул, – перейти к вопросам насущным. Так, билеты я заказал. Остановимся в отеле Виктория. Или… – раздался телефонный звонок, прервавший размышления капитана.
– Слушаю.
– Лесли, с отелем я разобрался. Девушка упертая, до последнего исполняла инструкции, но все же сдалась.
– И что удалось узнать?
– Постоялец, о котором ты спрашивал, покинул отель за несколько часов до твоего звонка, если точнее, около семи часов утра. С собой у него был только рюкзак, больше ничего. Худощавый, темноволосый, среднего роста, около двадцати лет, одет был в темно-синие джинсы и черную кофту, куртка серая. Под описание Саймона подходит идеально, но есть нюанс.