– Что ты делаешь, Володя…
– Тише, моя девочка, всё хорошо… Милая моя, любимая…
Посветлевшие почти до прозрачности глазки распахнулись, увидав в нём, казалось, саму душу.
– Что? Ты сказал – любимая?
– Да, Анечка, да, мой ангел…
До расправленного диванчика – несколько шагов. Заветное «люблю тебя» Владимир прошептал ей, уже раскинувшейся на просторном ложе. Его девочка вдруг заплакала.
– Ну, что такое? Не надо, всё хорошо, не плачь, любимая, успокойся, счастье моё, – он целовал её глаза и волосы, гладил нежную кожу, отсвечивающую перламутром в сумраке короткой летней ночи.
– Я думала… что я… тебе… а ты…
Она пыталась что-то сказать, а он шептал бессвязно успокаивающие ласковые слова, не в силах остановить своих рук и губ, увлекающих возлюбленную всё дальше и дальше во Вселенную Страсти. Постепенно всхлипы сменились протяжными стонами, его желанная металась под ним, стремясь к чему-то большему, пока не изведанному, но ожидаемому с самого первого момента, первого взгляда друг на друга… Владимир не торопился, хотя возбуждение было уже немыслимым, на грани терпения… Ему хотелось насладиться её невинностью, непорочностью девичьего тела, каждым изгибом, каждым вздохом, каждым «ах» и «ой» из сладких уст пока ещё девственной своей богини.
Анна плыла на волнах ласк, что дарили разгорячённой коже смелые до неприличия прикосновения. Странно, но она не испытывала стыда от действий Владимира, полностью отдавшись в его безраздельную власть. Ей хотелось чувствовать его ещё ярче, ещё полнее, ещё больше! Разноцветное марево заполнило её сознание, давно утратившее возможность разумно мыслить. Ещё тогда, кажется, уже сто лет назад, когда с замиранием сердца она услышала «люблю тебя…» Возможно, это ложь, та сладкая ложь, что говорит мужчина каждой женщине, отчаянно желающей это услышать, просто чтобы сделать ей приятное… Неважно… Сейчас неважно… Боже мой, как хорошо… Что он делает… Нормальная девушка не позволила бы… О, как хорошо… Только не останавливайся, умоляю… Ещё, пожалуйста!
Насилу дождавшись того сладкого мига, в который Владимир под своими губами и ладонями почувствовал волну, угадал цунами, почти зримо увидел тайфун восторга, порождённый его смелыми, практически неприличными в отношении девственницы ласками, что поглотил тело и сознание его ангела, он с жадностью, едва ли не жестоко ворвался в святая святых женской сути, разрушая последнюю природную преграду между их полным соединением. Извивающаяся в сладких конвульсиях первого в своей жизни оргазма Анна этого, похоже, даже не заметила. Дурея от невыразимого, всепоглощающего, почти болезненного восторга, Владимир нёсся вперёд и вперёд, проникая, завоёвывая, подчиняя и отдаваясь своей девочке, как никому и никогда в жизни. Сколь ни был короток срок первого счастья обладания, но его волшебница обогнала своего проводника в мир чувственных восторгов ещё дважды. Услышав повторный протяжный, нежный, чуть жалобный вскрик, мужчина на несколько секунд утратил ощущение присутствия в собственном теле. Рассеявшийся перед глазами туман впустил обратно в сознание образ маленькой богини, что лежала рядом, разметав по подушке отсвечивающие в темноте серебром шёлковые волосы.
Медленно, тягуче покидал сладкий бред тело и мозг. Ещё не до конца освободившись от плена взрывного экстаза, Анна почувствовала осторожное прикосновение губ к виску. Чуть качнулись пружины старого дивана – и согретому жаром мужского тела бочку стало нестерпимо холодно. Ушёл… Вот и конец твоей сказки, глупая наивная пташка. Сил на то, чтобы скрутиться эмбрионом, обхватить себя руками, натянуть спасительное одеяло пока не было. Все силы были отданы ему. Тому, кто сейчас оденется, пробормочет дежурную банальность навроде «ещё увидимся, детка» и уйдёт в свою большую, хорошую, интересную жизнь. И ему больше не будет дела до маленькой, никчёмной, разбитой игрушки по имени Аня Платонова. Слёзы немо заструились по бледным щекам, горячая подушка привычно впитывала солёные капельки, оставляя на поверхности лишь тёмные кляксы.