Часть пятая
Как ни противилось всё его естество необходимости отрываться от маленькой своей колдуньи, но нужно было срочно добраться до пиджака, оставшегося в ванной. Коснувшись нежного девичьего лица осторожным поцелуем, Владимир аккуратно соскользнул с дивана. Запустив руку во внутренний карман, первым делом наткнулся вместо бархатной коробочки из ювелирного, в который заскочил впопыхах по дороге к Анечке, на парочку плоских целлофановых квадратиков с «изделиями номер два». Твою ж мать! Что ты наделал, Корф! Чёртов кобелина! Совсем от похоти мозг отключился. И что теперь? А если не обойдётся без последствий? На миг представив себе младенца на руках у Анны, совершенно по-идиотски расплылся в блаженной улыбке. Да! Пусть будет малыш! Мы будем сильно его любить, баловать. Гулять, путешествовать. Он покажет Анечке и сыну весь мир! Сыну? А кто сказал, что будет сын? И что она вообще захочет тебе родить? У неё могут быть совершенно другие планы на жизнь. Нет, я что угодно сделаю, но уговорю её родить этого ребёнка. Да я его сам воспитывать буду, лишь бы только он был! Анечка, Анечка, золотая моя девочка… Тут новая мысль, осенившая его бедовую головушку, заставила беззвучно засмеяться. Ведь Аня стала первой женщиной в его жизни, лоно которой его плоть ощутила без всяких преград. Даже когда он становился мужчиной, его первая девчонка, точнее, уже вполне прожжённая, известная в кругах его приятелей «давалка» позаботилась натянуть на него средство защиты. С тех пор он никогда, ни разу в жизни не забывал о безопасности! Никогда! Он бывал и пьян, и зол, и обуян внезапным вожделением к случайной женщине, но в кармане всегда имелась нужная «штучка». А сегодня… прямо как нарочно! Значит, это судьба. Папа… Он прошептал это короткое слово, почувствовав его на вкус. Нравится! Вынув небольшую коробочку, взглянул на два кольца, уютно устроившихся в прорезях мягкой отделки. Большое для него и совсем маленькое, почти детское для тоненького пальчика Анечки. Произведения ювелирного искусства блеснули по стенам яркими бликами от небольших бриллиантов и совсем крошечных сапфиров, притаившихся в сплетениях растительного орнамента из золота, заключённого в строгую оправу из платины. Всё правильно. Именно соединение двух металлов лучше всего отражает суть их с Анной пары. Она – золотая лоза, гибкая, хрупкая, нежная. Он – опора и защита для своей девочки от обид и опасностей жестокого внешнего мира. К тому же, очень удачно сплетения веток составляли знак бесконечности. Так же бесконечны будут их любовь и счастье! Сама судьба благоволит их союзу – выбранные на бегу за две минуты кольца оказались столь символичными. Громко щёлкнула в тишине ванной захлопнутая крышка футляра. Пора! Он взял свою одежду со стиральной машины, куда небрежно побросал её перед тем, как нырнуть в ванну к своей любимой русалке, и тихонько вернулся в комнату.
В отсветах уличных фонарей Владимир ясно видел тоненькую фигурку на белоснежной простыне со скромным автографом первой ночи юной женщины. Его нежная девочка плакала! Беспомощно вытянувшееся тело, чуть согнутая в колене ножка, откинутая набок головка и мокрые щёчки – всё это Корф окинул одним взглядом и его охватила острая жалость напополам с испугом.
– Что, что случилось, моя маленькая? У тебя что-нибудь болит?
Не глядя на него, девушка покачала головой.
– Всё в порядке, не волнуйся. Собираешься?
– Собираюсь? – не понял Владимир.
– Ну… тебе ведь наверняка уже пора, – отчаянная тоска брошенного щенка во взгляде, который Аня из последних сил подняла на безумно, но безнадёжно любимого мужчину, объяснила Корфу всё.
Счастливо рассмеявшись, он незаметным движением сунул футляр под подушку, схватил свою любимую девочку, затормошил, покрывая поцелуями солёные щёки. Прижал её всю, от узких плечиков до округлых по-детски коленок, к своему телу, по которому снова разливались острые струйки желания. Наверное, он всегда будет хотеть её вот так: остро, внезапно, от одного только родного, неповторимого, только её аромата. Любимая пахла морем, солнцем, немного ванилью и… счастьем!
– Глупенькая ты моя, глупенькая! – целуя мокрые иголочки слипшихся ресниц, радостно улыбался Владимир. – Никуда ты теперь от меня не денешься!
– То есть? – в настороженных глазах ледяная безысходность вела борьбу с невозможной надеждой, о которой подумать-то страшно, а уж допустить, чтобы разум начал строить хотя бы призрачные планы, что…