– Мне… Мне себя.
Так и не спросив имени новой помощницы, быстро проследовал в кабинет едва ль не строевым шагом и закрыл за собой дверь, чего при Наташе с Полиной не делал почти никогда.
Сильфида явилась минут через пять. Когда он увидел её во всей красе в меру облегающего делового костюма на умопомрачительно тонких и столь же умопомрачительно высоких каблучках, его накрыло повторно. Да так, что было ощущение, что он на несколько секунд ослеп и оглох. Казалось бы, с чего? Миниатюрная, не выше ста шестидесяти (при его-то ста восьмидесяти пяти – крошка совсем!), ну плюс те самые шпильки. Сдержанной длины юбка, доходящая точнёхонько до середины колена. Но ниже… Эти идеально вылепленные ножки с хрупкой щиколоткой были созданы, чтобы рекламировать чулки. Или колготки. Тончайшие. Невесомые, почти невидимые. Именно такие, какие были сейчас на ней. Осиная талия ненавязчиво подчёркнута узеньким кожаным ремешком. Белоснежная блузка из плотного шёлка. Ряд частых крошечных пуговиц-жемчужин. Ровно две верхние расстёгнуты. Именно столько, сколько нужно, чтобы удержать грань между чопорностью и соблазном, не скатившись ни туда, ни сюда. Высокая, в меру полная грудь. Нет. Абсолютно идеального размера для её телосложения грудь. Если, конечно, не пошёл в дело вечный враг мужского глазомера – пуш-ап. Точно во впадинке между ключиц голубая искорка аквамарина на серебряной ниточке. По иному и не скажешь, настолько тонкая цепочка охватывала лебединую шейку. Такие же искорки на изящных мочках слегка красных ушек. Смущена? Чем? И глазки прячет. Вцепилась в блокнот до побелевших костяшек. На среднем пальчике едва заметный серебряный ободок всё с той же аквамариновой каплей. На безымянном пусто. Пусто! Корф, блин, ты чего радуешься, как придурок леденцу на палочке? Когда тебя это останавливало вообще?! И погаси уже своё либидо, оно тебе воспринимать устную речь мешает! А девочка уже глазки подняла, непроизвольно облизнув и без того блестящие полупрозрачной помадой губки, сейчас докладывать будет, ау, Корф! Движение маленького розового язычка по идеальной полноты губам обеспечило третий крышеснос за последние шесть минут. Нет, так не пойдёт: возбуждаться с интенсивностью раз в две минуты – никакого здоровья не хватит, между прочим! Опалив юную диву адским огнём вожделеющих очей цвета грозового неба, Корф уставился в первую попавшуюся бумажку на столе, хрипло выдохнув:
– Слушаю.
– В… В… Владимир Иванович, здравствуйте. Меня зовут Анна Платонова, я референт-стажёр. Мария Людвиговна определила испытательным сроком четыре недели, начиная со вчерашнего дня.
Ох, божечки, этот ангельский голос с певучими, сладковатыми нотками на громких гласных… Как, должно быть, волшебно она кричит на пике… Да чёрт тебя дери, Корф!!!
Обозначая, что слушает, он кивнул, не поднимая головы.
– Ваше расписание на столе слева от монитора, совещание по новому проекту через полтора часа.
Собрав волю в кулак, решился открыть рот, но не поднять глаза.
– Стенографируете?
– Да.
– Иностранные языки?
– Английский, немецкий, совсем немного итальянский.
– С кофемашиной разобрались?
– Конечно, Владимир Иванович. Мне сказали, что вы пьёте чёрный, крепкий, без сахара. После восемнадцати часов – с лимоном. Но…
– Что? – он, наконец-то, решился посмотреть на источник чарующего голоса. Уф-ф, слава всем богам, глазищи-омуты опущены к блокноту.
– Я учусь на вечернем, поэтому не могу задерживаться позже семнадцати. Только в среду. Если вам не подходит, то вы сразу…
– Мне подходит.
Он услышал сам себя до того, как успел подумать, что будет делать без помощника ещё как минимум четыре часа каждый вечер. Кроме среды. Ибо со дня смерти отца он ни разу не уходил из офиса раньше девяти вечера. А иногда работал до самой полуночи. Но пусть уж будет возможность видеть и слышать это чудо ясноглазое с восьми до пяти. Хотя… Что, вот что тебе, Корф, надо от этого ангела в женском обличье, если у неё поперёк лба написано крупно, семьдесят вторым таймсом – девственница!!! И три восклицательных знака в конце. А ты уже четыре раза на неё возбудился. И это она ещё к тебе кормой не повернулась! Женская упругая попка, надо заметить, всегда была фетишем Владимира Корфа. В своих женщинах красоту ягодиц он ценил едва ли не выше, чем форму и размер груди. Хотя именно сама попка как таковая в сексуальном плане его интересовала нечасто. Но при любви к «классическому» контакту с дамами, правда, при великом разнообразии практикуемых поз, он всё-таки предпочитал под руками и перед глазами иметь аппетитные «орешки».